Рыжее счастье

— Спасибо, — вяло, не пытаясь высвободить свои похолодевшие пальцы, ответил Эрнест Павлович. Он вдруг сделал глубокий вдох, посмотрел по сторонам. У Мары создалось впечатление, что он только осознал, что они в парке, только что услышал пение птиц, шелест зеленых листьев, увидел их замысловатую игру с легким ветерком. — Послушай меня внимательно, Мара.

— Да, Эрнест Павлович.

— Любовью должны заниматься молодые красивые люди. В них все прекрасно: душа, движения, тело, мысли, полные желаний. И нет ничего запретного, неприличного. Получать удовольствие и любить в этом возрасте так же естественно и необходимо, как пить, дышать.

— К чему вы это говорите?

— К тому, что я нахожусь на той стадии, когда мечтать о подобном стыдно, неприлично. Все настоящее в прошлом. Сейчас идет речь о поддержании определенной формы, удовлетворении мужского самолюбия. Я слишком стар, чтобы позволить себе любить.

— Не нужно, Эрнест Павлович. Разве дело в возрасте, если речь идет о настоящей любви?

— А кто определяет ее истинность? — усмехнулся Гурин.

Мара разжала пальцы, отпустив его руку. Она демонстративно пошла чуть вперед. Про себя она ругала Гурина за его устаревшие взгляды на жизнь. К чему этот консерватизм, когда все может быть так хорошо! Она шла, думая о том, что он должен окликнуть ее. Но Эрнест Павлович молча шел чуть позади, ожидая, пока Мара снова будет готова к диалогу. Он достал из кармана пиджака портсигар и, заглянув в него, тут же закрыл. Мара оглянулась.

— Курить в вашем возрасте тоже вредно, — съязвила она, но, увидев, как Гурин улыбнулся, не стала продолжать.

— В моем возрасте? Нет, милая, на никотин я уже, наверное, выработал иммунитет. Он действует на меня исключительно в расслабляющих целях, — сказал он и сразу добавил: — Оставим эту тему. Я рад, что ни разу не видел с сигаретой тебя. Ты ведь не куришь?

— Нет.

— И не пробуй.

— К чему эта лекция, Эрнест Павлович? Я хочу говорить о другом.

— Знаю… Я не забыл разговор перед моим отъездом. Я понимаю, что ты снова хочешь вернуться к нему.

— Очень, но только в том случае, если вам есть что мне ответить.

— Пока я настаиваю на том, что тебе, прежде всего, нужно учиться, а все остальное — блажь, которую легко выбросить из головы, если расставить все по своим местам.

— Интересно было бы узнать, что и на каком месте у меня должно быть, по-вашему.

— Сначала учеба и все, что способствует твоему продвижению вперед. — И тут Гурин произнес фразу, которая отчетливо перекликалась с тем, что совсем недавно говорил Геннадий: — Не теряй времени. Мои возможности сейчас велики, но я бы не хотел посвящать тебя в специфику своего бизнеса. Скажу одно: я не застрахован от того, что в один момент все неожиданно закончится.

— Что вы имеете в виду? — испуганно глядя на Эрнеста Павловича, спросила Мара.

— Большие деньги — большой риск.

— Тогда зачем вам это нужно? — искренне изумилась Мара. — К черту деньги! Сколько нужно человеку для жизни?! Сколько нужно вам, в конце концов?

— Деньги — наркотик, познав его, так трудно отказаться. Я однажды попался, теперь поздно что-либо менять. — Гурин подошел к остолбеневшей Маре, ласково провел рукой по ее шелковым волосам, скользнул по щеке. В его взгляде была неподдельная грусть. — Милая моя девочка, как же ты не можешь понять, что я не могу желать для тебя такой судьбы.

— Просто я вам не нравлюсь.

— Ты не можешь не нравиться. Кажется, само зеркало должно каждый день признаваться тебе в любви.

— Я ничего не боюсь рядом с вами. — Мара поймала его руку, жарко поцеловала ладонь, прижала ее к груди.

— Мара, твои слова разрывают мне сердце. Но я сильный человек, очень сильный и давно научился приказывать ему. Так вот: мой приказ — не любить.

— Это жестоко не только по отношению ко мне, но и к себе!

— Согласен.

— Я хочу вас ударить. — Жар разлился по лицу, шее. Маре казалось, что земля уходит у нее из-под ног. Она страстно желала этого мужчину, а он мешал тому, что, по ее мнению, было неизбежно.

— Не вздумай, иначе моя охрана больше не допустит ни одного конфиденциального разговора.

— Хорошо, — выдохнула Мара и решительно произнесла: — Не любите меня — не надо. Но я хочу быть с вами просто, как те девки, которые помогают вашему мужскому самолюбию утверждаться. Пусть в этом не будет никакой романтики. Я хочу оказаться в ваших объятиях, хочу увидеть, как вы закрываете глаза от наслаждения. Я хочу вас! Мы два взрослых человека. И один из нас точно знает, что время летит. Стоит ли тратить его на пустые разговоры?

Эрнест Павлович смотрел на нее без тени усмешки. Ему было тяжело и без всех этих сложностей, которые так упорно создавала Мара. Он смотрел на нее, искренне пытаясь понять, зачем он ей нужен? Неужели дело только в деньгах? Неужели эта «настоящая» любовь — боязнь нищеты и прозябания, которых она уже успела хлебнуть? Но не похоже, чтобы этой синеглазой девочкой руководил только трезвый расчет. Но он не может позволить своим чувствам возобладать над разумом.

— Мара, ты говорила, что сделаешь все, о чем я тебя попрошу.

— Да.