Рыжее счастье

— Для того, чтобы ты понял, мне придется долго рассказывать о себе, — вслушиваясь в ритмичный стук своих каблуков, ответила Мара. Шаг за шагом, слово за слово — они приближаются к главному: неужели то, что с ней происходит, можно назвать обычным? Она так легко принимает самые крутые повороты судьбы, так безболезненно вписывается в любые обстоятельства. Она совсем не против постоянной помощи, которую ей оказывает то Евдокия Ивановна, то Гурин. Кто следующий? Геннадий, кажется, хочет принять участие в ее судьбе? Мара повела плечами, вздрогнула. Сейчас она не нравилась сама себе. Это чувство было ей очень знакомым, но в последнее время посещало ее редко. Она вдруг представила себя этакой хрупкой на вид лианой, которая плотно обвивает своим тонким стеблем ствол, дарящий ей жизнь. Геннадий с его вопросами внес сумятицу в мысли Мары. То, от чего она отмахивалась, возникло в виде прямого вопроса. Вопрос простой, конкретный, но как часто бывает труднее всего отвечать именно на такой. Почему она согласилась? Она, посторонний человек, вошла в дом, принимает блага. Сначала от Евдокии Ивановны в меру ее возможностей, а теперь без ограничений от Эрнеста Павловича.

Мара знала, что ее житейский опыт еще весьма ничтожен. Но и его было достаточно для того, чтобы понять: за все в этой жизни нужно платить. Чем придется заплатить ей?

— О чем ты думаешь? — прервал ее размышления Геннадий. — Я задал такой сложный вопрос? Или ты решаешь, с чего начать рассказ о себе?

— Моя жизнь не заслуживает внимания.

— И все-таки я готов выслушать.

— Зато я не собираюсь тебе ничего рассказывать. Это ничего изменит. Интересно — спроси у отца.

— Ты злишься. Почему?

— Потому, что я хочу домой. Я устала. У меня скоро первый экзамен, а ты пытаешься усложнить мою и без того нелегкую жизнь, — на одном дыхании выпалила Мара. Она действительно вышла из себя. Не нужны ей осложнения в виде Геннадия с его вдруг вспыхнувшим чувством. Избалованный мальчишка! Привык, наверное, что ему всегда отвечают взаимностью. Но не сейчас, не она. Ей нужен Гурин! Он поймет, что ее чувства — не игра воображения, ответит ей взаимностью, и тогда она сможет не думать о том, на каких правах живет в этом доме.

— Мара, ты стыдишься свого прошлого, не до конца осознаешь то, что с тобой происходит сейчас. Как же ты собираешься идти дальше? — прикуривая, поинтересовался Геннадий. В его голосе больше не было волнения. Он сумел с ним справиться.

— Это не твои заботы.

— Да, конечно. Будем считать, что я ни на что не претендую. Но только задумайся: в каком мире ты живешь? В мирке, под колпаком у Гурина, правда? Ты не знаешь жизни и никогда не узнаешь, если так будет продолжаться и дальше. Ты полностью зависишь от его благополучия. Неужели тебе не страшно? Однажды все может закончиться. И что тогда?

— Какое своеобразное признание в любви.

— Мне хочется помочь тебе.

— Слишком много желающих! — отрезала Мара. — Мне достаточно заботы Эрнеста Павловича. Он, по крайней мере, честнее многих — ничего не просит взамен.

— О да. Благородство, замешанное на больших капиталах. Это так романтично! — издевательским тоном процедил сквозь зубы Геннадий.

— Что тебе нужно? Я не люблю тебя, поэтому нужно пытаться смешивать меня с грязью? Я прошу оставить меня в покое. Забудь о моем существовании. Кажется, Эрнест Павлович дал тебе понять, что ты значишь для него. Ты ведь попросту ревнуешь? Пытаясь отобрать у отца то, что ему дорого, кроме тебя, ты подло мстишь!

— За что?

— Не знаю. Я не веду душевных разговоров, когда для этого не пришло время.

— Забота за заботу, чуткость за чуткость?

— Хватит, Гена!

— Конечно, зачем тебе Гена, когда гораздо выгоднее взвалить все свои проблемы на плечи отца. Он с ними справится скорее. Ты права. Только жаль, что он всегда умел быть хорошим для всех, кроме своих близких. Жена и сын — что за ерунда, а вот пустить пыль в глаза очередной девке, пожалуйста, — усмехнулся Геннадий. Он уже не подбирал слова, стараясь побольнее уколоть Мару. Увидев, как негодующе смотрит она на него, поднял руки вверх. — А ты думала, что выступаешь в роли первой непорочной девы, которую спасет мой всемогущий папа? Не испепеляй меня! Хотя за правду везде и всегда страдали люди.

— Какую еще правду? — Мара уже не чувствовала к нему прежней симпатии. Только раздражение и желание поскорее избавиться от его общества.

— Ты не первая, к кому он воспылал неземной страстью. Из-за одной такой интрижки мать получила разрыв сердца. Поняла ты?!