Рыжее счастье

Мара замешкалась, словно хотела еще что-то сказать, но не решалась. И наконец выпорхнув на мороз, она наклонилась, чтобы еще раз увидеть лицо Гурина. Почему-то она решила, что сейчас это будет насмешливое, надменное лицо, которое навсегда отобьет у нее охоту к общению. Но Эрнест Павлович смотрел на нее задумчиво, с грустью. В этом было что-то трогательное, и Мара едва удержалась, чтобы не сказать что-то теплое, дружеское, а может быть, даже извиниться за спектакль, который так усердно разыгрывала весь вечер. Она отчетливо поняла, что этот мужчина не из тех, кого ей уже приходилось развлекать по просьбе Елены Константиновны. Ему нужно другое. И если даже в кабинете хозяйки Мара точно видела его похотливый взгляд, это была мгновенная реакция на ее броскую внешность, реакция настоящего мужчины.

Но Мара так и не решилась сказать последнее слово в этом разговоре. Она выпрямилась и, услышав, как негромко закрылась дверца машины, вздрогнула. Тонированное стекло не позволяло видеть тех, кто находился внутри, но Мара была уверена: Гурин продолжает смотреть на нее этим странным, проницательным взглядом, от которого ей хочется плакать. Она почувствовала себя маленькой девочкой, которая расстается с отцом. Он дал ей напутствие на будущее и уезжает в неизвестном направлении, на неопределенно долгий срок. Мара поежилась, смахивая набежавшие слезы, посмотрела вслед отъезжающему кортежу. Хорошо, что она рассопливилась только сейчас, когда Гурин этого не видит. Ей стало так больно, как будто она провожает родного человека, которого так не хочется от себя отпускать.

Осторожно поднимаясь по ступенькам крыльца, Мара в который раз за сегодняшний вечер ощущала двойственное чувство: никак не могла определиться с тем, как относиться к Гурину. А время будет тянуться очень медленно, как всегда, когда ждешь. Мара решила, что сразу же ляжет спать и постарается сделать так, чтобы события этого вечера прокрутились в ее воображении, вернувшись в снах. Это было бы здорово. Мара улыбнулась, доставая ключи, на мгновение замерла. Ну конечно, как же она не подумала об этом! Сейчас она передаст привет тете Дусе и та расскажет ей все об этом человеке, все, что знает. У Мары руки задрожали от волнения. Она наконец попала ключом в замочную скважину и с порога прокричала:

— Тетя Дуся!

— Да, милая. — Евдокия Ивановна сразу же появилась, и только в этот момент Мара поняла, что уже очень поздно, а та не спала, дожидаясь ее возвращения. Поверх длинной ночной сорочки на ней был белоснежный пуховый платок.

— Простите, тетя Дуся. Я совершенно забыла о времени.

— И почему же? — улыбнулась та, стараясь не показать своей озабоченности.

— Потому что я ужинала с очень интересным человеком. Он передал вам привет.

— Кто, милая?

— Эрнест Павлович. Знаете такого? — Мара внимательно следила за выражением лица тети Дуси и по улыбке, которая мгновенно разлилась по ее лицу, поняла, что это имя связано у нее с хорошими воспоминаниями.

— Спасибо.

Мара быстро разделась и, схватив Евдокию Ивановну за руки, умоляюще проговорила:

— Расскажите мне о нем, пожалуйста.

— Что за причуды на ночь глядя!

— Тетечка Дусечка, пожалуйста, я не усну, пока вы не расскажете мне о нем.

Евдокия Ивановна недоуменно пожала плечами и согласно кивнула головой. Она понимала, что Мара просит не просто так. Обеим не хотелось спать. Евдокия Ивановна была готова выполнить любую просьбу Мары, любую, лишь бы помочь. С некоторых пор это стало для нее делом всей жизни, самым важным, главным.

— Ну слушай, Марочка…

* * *