Рыжий

При встречах с Горбачевым он не курил, сдерживался, курить в этом кабинете было не принято. Но когда Михаил Сергеевич закончил свой монолог, афганец, враз потемнев, назвал действия советской стороны «государственным терроризмом», разволновался, попросил переводчика принести ему пепельницу. Советский руководитель тоже расстроился, его предупреждали, что Кармаль – крепкий орешек, но… Нет, не привык Горбачев к тому, чтобы ему возражали. Так в партийном аппарате не принято.

На следующее утро Кармаля навестил начальник Первого главного управления КГБ Крючков: «Не волнуйтесь, дорогой товарищ, все будет хорошо». Но хорошо быть уже не могло. Это заговор, понял Кармаль. Сейчас снимут меня, затем бросят в тюрьмы и постреляют моих соратников. Так уже было. Сценарий известен. Решив выиграть время, он попросил разрешить ему вернуться в Кабул, «чтобы посоветоваться с соратниками и уже после этого принять окончательное решение». Москва, подумав, разрешила, но вслед за его самолетом в Кабул вылетел другой, «комитетский», на борту которого были Крючков и его будущий преемник на посту начальника разведки Шебаршин. Самолеты приземлились в афганской столице с интервалом менее чем в сутки.

Утром 2-го мая московские гости прибыли во дворец. Позже по рассказам генерала Шебаршина и родственников Кармаля я восстановил картину тех дней.

Крючков 20 часов (!) убеждал афганского руководителя добровольно покинуть пост генерального секретаря. В ход было пущено все – лесть («вы наш самый большой и настоящий друг, истинный интернационалист, патриот, который всегда общие интересы ставит выше личных»), скрытые угрозы («в афганском руководстве нет единства и лучше не доводить дела до греха, а добровольно сложить с себя полномочия»), посулы сытой жизни («за вами останется пост председателя ревсовета, вы всегда будете окружены почетом и уважением»)…

Кармаль все уже прекрасно понял. Он – жертва перемен в глобальной советской политике. Крючков и его люди тайно подготовили ему замену – видимо, это шеф афганской госбезопасности Наджиб. Но он, Кармаль, не намерен уступить просто так, без сопротивления. Настала пора высказать советским всю правду, все, что накипело в душе за эти годы.

– Это – заговор, – бросает он в лицо высокому гостю. – Моя отставка вызовет взрыв возмущения в партии.

Он говорит о том, что не хочет быть марионеткой Москвы, что с его уходом тысячи людей будут брошены в тюрьмы, что ему непонятно, на каком основании Советский Союз так бесцеремонно вмешивается во внутренние дела суверенного государства. Все тщетно. Крючков твердо стоит на своем:

– Инициатива отставки исходит из Кабула, а Москва лишь помогает афганским товарищам. Кармаль не должен осложнять и без того непростое положение. Он обязан сохранить себя ради афганской революции.

– Оставьте в покое афганскую революцию! – негодует хозяин. – Вы говорите, что в Афганистане гибнут советские солдаты и это дает вам право ставить мне условия. Уходите, уводите свои войска! Мы сами будем защищать свою революцию.

Эти изнурительные беседы днем позже завершаются тем, что хозяин дворца в присутствии советских генералов пишет заявление об уходе для предстоящего пленума ЦК НДПА. 14 мая пленум принимает его отставку. Генеральным секретарем становится Наджиб. В Кабуле все спокойно, ни партия, ни народ, ни вооруженные силы не проявляют никакого недовольства.

Кармаля с семьей поселяют в просторном доме неподалеку от дворца. Впоследствии этот дом займет миссия ООН и именно здесь после взятия Кабула моджахедами будет укрываться Наджибулла. Именно здесь его схватят талибы, чтобы после жестоких пыток вздернуть на одной из площадей.

…Господи, как много в моем повествовании роковых совпадений… Вся эта череда заговоров, убийств, предательств – словно кошмарный план, составленный самим дьяволом.

Ровно через год, в мае 87-го, наверху принимают решение пригласить товарища Кармаля в Москву «на лечение». Он понимает, какое лечение его ждет, но возражать нельзя, будет хуже. Крючков лично прилетает за ним на специально выделенном самолете.

– Вам следует отдохнуть, подлечиться. А если вы откажетесь, враги могут убить вас.

– Нет, – с горечью отвечает ему поверженный лидер. – Теперь меня могут убить только друзья.

В Москве ему выделяют квартиру в цековском доме на Миусах, но жить рекомендуют на казенной даче в Серебряном бору. Следующие четыре года он проводит фактически под домашним арестом.

– Скажите, товарищ Кармаль, каким был ваш путь из Чехословакии в Афганистан в декабре 79-го?

Он погружается в раздумья.

– Правда очень горькая.

Он опять надолго замолкает. Я жду. Надо терпеливо ждать и помалкивать.

– Да, правда горькая, – опять повторяет он. – До 79-го года я всегда был вторым на всех постах – сначала в партии, потом в партии, государстве, правительстве. Затем Тараки убивают его же соратники, Амин предает интересы нашего общего дела. К кому партия должна, по вашему, обратить свои взоры? Кого призвать?

Какой бы дорогой я ни приехал в Кабул, это была воля моей партии.

– Но все же, как ваше возвращение было исполнено технически?