А тут еще помимо основной работы по авиационному обеспечению «науки» пришлось готовиться к приему тяжелого транспортного самолета Ил-18 на аэродроме «Молодежной». Для испытаний снежной ВПП приходилось «переобувать» Ил-14 с лыж на колеса и на них совершать взлеты и посадки, пробуя прочность полосы. Если же погода портилась, приходилось снова навешивать лыжи и уходить в «Мирный» — никто с нас забот о снабжении всем необходимым станции «Восток» ведь не снимал. А кроме «Востока» свои грузы ждали «Новолазаревская», «Ленинградская», «Русская», «Мирный»... В 25-й САЭ очень много пришлось летать на ледовую разведку и проводку судов, как никогда до этого в своих исследованиях широко размахнулась «наука», а тут еще один за другим «посыпались» внеплановые полеты. В общем, рабочих забот хватало. А планируемый прилет Ил-18 добавил хлопот и отнимал драгоценное время сезона.
На новом аэродроме было установлено неплохое радионавигационное оборудование: приводные радиостанции, УКВ-пеленгатор, радиолокатор. Чтобы работать с этой аппаратурой и грамотно вести дела, нужен был хорошо подготовленный руководитель полетов. Искать его не пришлось. Вадим Гладышев, который отработал прошлый сезон в «Мирном», отзимовал в «Молодежной», полностью подходил на эту роль. Но я считал, что его необходимо оформить официально, то есть ввести в состав комиссии по приему технического рейса. Николай Александрович Корнилов — председатель этой комиссии пошел мне навстречу. Я вспомнил начало работы Вадима в Антарктиде в прошлой экспедиции в связи с одним скоротечным эпизодом.
... Я лежал в своей комнате. Не спалось. Заунывно завывал ветер, наводя тоску. Его порывы становились все мощнее, домик начал подрагивать. В такие ночи часто беспричинно все твое существо охватывает беспокойство, мысли мечутся и ты никак не можешь сосредоточиться на каких-нибудь тихих и добрых воспоминаниях о детстве, о доме, с которых обычно соскальзываешь в сон.
Телефонный звонок ударил по нервам. Звонили с радиостанции:
— Евгений Дмитриевич, вас просит выйти на связь «Михаил Сомов».
Этот корабль днем пришвартовался к айсбергу, дрейфующему милях в пяти от «Мирного», чтобы «запитать» свои танки пресной водой — иногда на «крышах» ледяных гор от таяния образуются озера. Вот и теперь гидрологи нашли такое озеро, подняли к нему насосы, шланги и стали качать воду на судно.
Я включил свою небольшую радиостанцию — «пищалку», которая стояла у меня в комнате, вышел в эфир:
— Что случилось?
— На айсберге остались люди, нужно их оттуда снять, — сказал мне дежурный помощник капитана.
— Как остались люди? Почему?!
— Начался Срывной ветер, судно на две мили отошло от айсберга из-за угрозы того, что айсберг может перевернуться.
— Но почему вы людей не сняли? — я поймал себя на том, что кричу в микрофон.
Молчание. Потом снова глухой голос:
— Помогите снять...
Я представил себе бригаду гидрологов, дрейфующую на спине ледяного чудовища, готового в любой миг перевернуться. Они были в легкой одежде, брезентовых курточках. Каково-то им сейчас?! Ветер ударил в стену дома, что-то затрещало, покатилась пустая консервная банка. Внутренне я с горькой иронией поаплодировал Антарктиде: «Вот уж, подловила ребят, так подловила».
Я бросился к вертолетчикам, на ходу натягивая куртку, которую ветер бешено принялся рвать из рук. Он уже не выл, а гудел, ревел в сгустившихся сумерках, которые узким лезвием резал тусклый красный горизонт на востоке. Вертолетчики жили в гараже у вездеходчиков, рации у них не было, они спали. Я разбудил командира Ивана Карсова, коротко обрисовал ситуацию. Он бросил команду:
— Мужики, подъем!
И стал одеваться. Ни о чем не спрашивая, на себя стали натягивать одежду другие члены экипажа, авиатехники.
— Но учтите, ветер сильный, метров двадцать в секунду!
— Поглядим...
— Я к синоптикам и к руководителю полетов — и выскочил из гаража. Оглянулся, а за мной бегут вертолетчики, на ходу застегивая портки и куртки. Когда я вернулся к Ми-8, машина уже ожила, лопасти винтов медленно завертелись.
— Где айсберг? — прокричал мне командир экипажа в форточку остекления кабины.
Я показал рукой в море, он кивнул головой: «Понял». Я бросился к рации, услышал в наушниках: «Я борт... Разрешите взлет?»
— Разрешаю!
Я видел, как тяжело уходил в небо Ми-8, избиваемый порывами ветра, и чувствовал, что в душе все застыло в ожидании.
Руководителем полетов в «Мирном» тогда был Вадим Гладышев из Иваново. В Антарктиду он попал впервые. Умный, грамотный, он схватывал все «на лету». Но в эту ночь, когда я сообщил ему о необходимости выпустить в полет Ми-8, он вдруг заявил мне:
— Ветер на пределе. Машину в полет выпускать я не имею права. На размышления и уговоры времени у меня не было, и потому я обрезал его:
— Решение на вылет будет сейчас принимать только командир Ми-8 — последнее слово за ним, а не за тобой или мной. Но если не хочешь брать на себя ответственность, иди в койку и отдыхай.
Я видел, как почернело у него лицо после моих слов, но мне было не до сантиментов.