С куклами к экватору

Между тем в глубине магазина девушка из нашей компании рылась в старых картинах, По поводу портрета какого-то рыцаря она заметила: «Настоящий Рембрандт!»

Торговец уловил знакомое слово и обернулся к ней с забавно тоскливым взглядом:

— Дорогая барышня, окажись это Рембрандт, здесь давно бы мой след простыл!

Это в раю-то!

В тот же день меня ожидало у привратника отеля письмо на чешском языке. Оно было напечатано на машинке, и только галочки и черточки были проставлены от руки. «Приветствую своих соотечественников», — писал господин Богачек и далее сообщал, что был на нашем спектакле; здесь у него производство конфет под маркой «Диана». «Если Вас интересует, как я готовлю здесь это снадобье, заходите ко мне в гости. Я работаю ежедневно до двух часов, то есть мы варим леденцы до двух часов, а потом до четырех заворачиваем их». К письму были приложены две бутылочки с жестяными колпачками, полные конфет, присланных на пробу. На наклейке был изображен кавалер в стиле рококо, кланявшийся декольтированной даме в белом парике — по-видимому, той самой Диане.

Итак, мы отправились в гости к земляку. Оказалось, что он живет на Яве уже много лет, эмигрировал сюда еще во время первой республики и привез самые необходимые машины. По-чешски говорит уже с трудом — ему не с кем разговаривать, так как с первой женой он разошелся уже давно, и она вместе с детьми вернулась на родину. Здесь он женился на маленькой яванской женщине, у них уже целый ряд отпрысков, рассказывает он, и тут же добавляет:

— В Праге у меня уже тютю… погодите, как это по-чешски… да, внучата…

Господин Богачек не разбогател. Судя по его словам, сначала ему жилось неплохо, но во время японской оккупации он все потерял. Приехал он сюда в двадцатых годах и привез ящики с оборудованием. Когда он высадился на берег в тогдашней Батавии, на нем был европейский костюм, и среди одетых в белое голландцев он казался себе «единственной черной вороной». Брюки, в которых он приехал, до сих пор целы, не носить же их при здешней жаре.

Он потребовал, чтобы жена вынула брюки из шкафа и принесла вместе с вешалкой, на которой они и несли. Мы их пощупали, они действительно были темные, толстые, несношенные. Господин Богачек все время повторял:

— Что вы на это скажете? Видите: настоящие чешские! Черная ворона…

Черная ворона приехала, будучи совершенно неопытным цыпленком. Сжимая в кулаках ручки чемоданов — он ни за что не доверил бы их малайским носильщикам, — господин Богачек тащился по пристани и обращался ко всем белым. Он знал только один иностранный язык: «Пите, шпрехен зи дайч?»

Первый встречный, разговорившийся с ним, при виде его вспотевшей физиономии сразу дал ему совет. Где лучше всего наладить производство леденцов? Конечно, в Бандунге, там прохладнее.

Торговля шла хорошо. Через год он смог послать семье деньги на дорогу, и жена с детьми приехала. Господин Богачек пополнел. На фотографии мы видели бодрого усатого стокилограммового силача. Да и сейчас, став гораздо старше, похудевший и гладко выбритый, он все еще статен. Во время войны японцы отобрали у него машины, но он сам, по-кустарному, смонтировал себе новые и сейчас вместе с несколькими помощниками делает кисловатые леденцы.

— Еще два года, — говорит он, — и продам все китайцу, заберу детей и поеду домой.

— Куда домой? — для верности переспрашиваем мы.

— Но, господин доктор, — почти укоризненно смотрит на меня владелец фирмы «Диана», — раз я говорю домой… Зачем же я, по-вашему, храню эти старые черные брюки?

На Яве у нас довольно много земляков. Не забывайте, что Томаш Батя когда-то заинтересовался городом, якобы названным в его честь, и основал в Батавии, нынешней Джакарте, обувную фабрику. Она работает до сих пор и по-прежнему принадлежит семейству Батя.

По особой и довольно коварной случайности домик директора фабрики находится рядом с резиденцией нашего посольства. Их садики отделяет только забор, но дипломатические отношения через него не были установлены. Разве настоящий батьовец способен с бесхитростностью этакого господина Богачека воскликнуть:

— Эй, приятели, что нового дома? Мы тоскуем!

Но теплыми вечерами из открытых окон домика иногда доносятся звуки гармоники и песня: «Рощи зеленые, вы были моими…»