Читаем С куклами к экватору полностью

Наш обычный подход к вещам здесь просто неприменим, он слишком реалистичен, рационалистичен, направлен на практические выводы, и потому мы нетерпеливы, насмешливы, быстро утомляемся. Время здесь течет по своим законам, реальность яванских зрелищ сказочная, публика готова до бесконечности оставаться публикой. Оригинальность, новаторство, выдумка проявляются очень незаметно. Мастерство актеров оценивается по другим признакам. Зрителя интересует в первую очередь самый факт представления. Причем для него не так уж важно что представляют (показывают общеизвестные легенды), важно как выполняется то или иное традиционное действие.

Самое главное, что все происходящее необычно, торжественно, что оно поднимает человека над его будничной жизнью — работой, едой, отдыхом. Ритуал представления дает ему блаженное чувство принадлежности к некоей высшей, более совершенной жизни. Он в большей мере чувствует себя человеком.

И самое лучшее, что можете сделать вы, случайные зрители из Европы, это поступить со своими мудрствованиями так, как эта девушка с шарфом: свернуть их в клубок и выбросить на ветер, как ничего не стоящую вещь. Для вас должно быть достаточно того, что вы смотрите на яванских танцовщиц. Они обаятельны, неприкосновенно возвышенны при исполнении своего обряда, живут жизнью «в себе», как цветы, такие же таинственные, такие же далекие. Разве цветы скучны потому, что расцветают по своим, не всегда ясным для нас законам?

ГАМЕЛАН, ВАЯНГ, ДАЛАНГ

Пора поговорить о гамелане. Ибо весьма возможно, что дурманящую атмосферу, когда исполняются яванские танцы, создает не столько обаяние женщин, сколько музыкальное сопровождение.

Но описать звуки оркестра гамелана еще труднее, чем описывать движения танцовщиц. Может быть, мы дождемся дня, когда вместо печатного описания путешествия выпустят магнитофонную пленку и покажут на карманном экране стереоскопический фильм, который будет рассказывать, петь, играть, а, кроме того, может быть, и благоухать. Тогда автору достаточно будет произнести слово «гамелан», и раздадутся те невероятно сложные, гулкие, гудящие, пульсирующие, вибрирующие, барабанящие звуки, которыми этот оркестр потрясает своих слушателей.

Если бы я должен был для обозначения звука гамелана выбрать одно слово из шкалы «красивое — безобразное», я оказался бы бессильным. Я сказал бы, что это нечто неземное, а вы уж сами определите, что это такое. Впрочем, помогу вам еще немного. Говоря о неземных звуках, я не имею в виду ничего религиозного. Я хочу лишь сказать, что гамелан не передвигается по земле ритмичными шагами, к которым мы привыкли в западной музыке, и вообще не напоминает ни один из естественных или искусственных земных звуков, какие мне приходилось слышать.

Но если вы будете настаивать, чтобы я сравнивал ни с чем не сравнимые вещи, я попросил бы вас вспомнить вводные такты поэмы Сметаны «Из чешских полей и лесов», этот медвяно-пьянящий шум, этот еще не сформировавшийся сырой материал, впоследствии перерастающий в основную мелодию танца, которую ведут духовые инструменты. А теперь вообразите, что вам пришлось бы целую ночь слушать эти несколько аморфные такты, что их. основные звуки никак не формировались бы в мелодию, а оставались бы заколдованными, замкнутыми в самих себе, что они продолжали бы звучать со все той же настойчивостью, и внутри этой туманной первичной материи подымались и падали бы одинокие возгласы ударных инструментов, захлебывающийся звук струны или женского голоса.

Гамелан может свести человека с ума. Если бы европейский музыкант попытался в течение нескольких часов следить за ним своим привычным к анализу ухом, у него бы голова разлетелась на части. Поэтому лучше всего — я советую это, чтобы вы сохранили здоровье и получили особое наслаждение, — отдаться временно на волю индонезийских волн, воспринимать их как звуковой наркоз, которым гамелан, собственно, и стремится быть. Он вознесет вас без всяких неприятных последствий в сферы, где дочери простых жителей земли превращаются в цветы и бабочек. А в театре теней — ваянге — он поможет вам превратить менее причудливые, малопривлекательные фигурки, вырезанные из буйволовой кожи, в живых рыцарей и великих героев.


Почему яванская музыка столь необычна? И вообще почему при восприятии непривычных форм искусства у нас возникает ощущение, что они неестественные, надуманные, нарочитые? Почему яванцы, китайцы и другие народы, сталкиваясь с нашим искусством, воспринимают его как экзотику? Почему наши собственные дети, впервые услышав в Национальном театре такую почтенную старину, как колоратура, не могут удержаться от смеха? Почему некоторых людей оскорбляют произведения, которые они не сразу могут понять? Почему столько ругали «мазню» Пикассо (а раньше Мане, Рембрандта) или «визг» Берга (а раньше Сметаны, Бетховена)?

Перейти на страницу:

Все книги серии Путешествия. Приключения. Фантастика

Похожие книги