С небес на землю, но только с тобой (СИ)

      - Какой ты дерзкий. Че светишься весь? Или у тебя банальный недотрах? Могу помочь, - оказывается за моей спиной, обжигая плечо горячим дыханием, но притронуться не старается, чем продлевает себе жизнь на неопределенный срок.

      - Глеб решил завязать с наркотой, - бросаю слишком легко, просто уверен, что он сделает это для меня. Иначе я не смогу, убью его и себя за одно, потому что как жить без этого зверя, я не знаю.

      - Простишь его? - мне показалось, что Яр напрягся.

      - Не уверен, но попытаюсь. А тебе вообще, какое дело?

      - Юрий не одобрит.

      - Мне, если честно, похуй.

      Отталкиваю его от себя, и достав из шкафа спортивные штаны, надеваю их прямо на влажное голое тело.

      - Вик, может, оставишь его? Сам же понимаешь, одни проблемы от вашего… эм… союза.

      - Поздно, - на грани слышимости. – Все, свали отсюда.

      Выталкиваю упирающегося мужчину за дверь, что получается, кстати, не так уж легко, тем более он уворачивается и всячески мне мешает.

      - А кофе? – обиженно из-за двери, которую я с трудом захлопнул.

      - Сам пей!

      Легкость во всем теле заряжает организм импульсами счастья, и поймав свое отражение в зеркале, понимаю, что выгляжу, как полный идиот. Пускай так, но впервые за долгое время мне стало легче. От любви этой неправильной легче.

      Вот только не бывает в этой жизни все весело и радостно, только не со мной…

      Спустя несколько дней получил от Глеба смс-сообщение:

      «Ложусь в клинику, звонить не смогу, поэтому не теряй. Как только появится возможность объявлюсь.» - и все. Сухие факты, от которых выть хочется. Нет, я, конечно, понимал, что в скором времени все так и случится, но никак не мог предположить, что так скоро. Я не был готов, совсем.

      И дни стали сменять один другой, постепенно складываясь в неделю, в месяц, в целую вечность. Не находя себе места, связался с соседом Глеба, как оказалось, он работает в той же клинике, где проходит реабилитацию Глеб. Какое радостное известие, блядь. Ревность давила мне на грудь, злость и отчаяние поддерживали ее. Сама мысль, что он может быть рядом с Глебом, а я нет, убивала. Конечно, можно было при помощи денег без проблем попасть в отделение, тем более клиника государственная и за деньги там можно все, но железная уверенность, что Глеба это не обрадует, тормозила меня на полпути. Да и не уверен, что смогу видеть, как его ломает, и при этом суметь сохранить психику относительно здоровой.

      Все, что мне было доступно, это ежедневные разговоры с Сашкой, его сухой отчет об общем состоянии Глеба и все… Но с каждым днем становилось все хуже, нестерпимее. Голос Сашки день ото дня становился все более беззвучным, безжизненным, в нем чувствовалась усталость, он был измотан, и его усталость передавалась мне.

      Я не мог найти себе места дома, раздражало абсолютно все. Отец в последнее время меня удивляет своим слишком спокойным поведением, словно… Не могу точно объяснить его такие перемены, но он будто успокоился, остыл, даже со свадьбой этой от меня отстал, хотя мне откровенно посрать на все, что связано с Иркой и ее семейством. Но это затишье напрягало.

      Когда держать все в себе не было сил, а царящая вокруг атмосфера начинала искрить и возгораться, все что приходило в голову, это ударить по коробке и помчаться в ночь, просто лететь по пустующей ночной трассе, чувствуя, что на пределе концентрации и внимания мысли постепенно отходят на второй план. Как оказался возле клиники Глеба, не понял. Простояв у решетчатого забора больше часа и впустую всматриваясь в спящие окна здания, уехал прочь. Но после этого момента каждый день приезжал на то же самое место, сидел, беззвучно курил и тихо сходил с ума. Но мне было нужно это сумасшествие, нужна, практически необходима, возможность чувствовать, что он рядом, пускай и за бетонной стеной, но рядом, в поле досягаемости. Это было тяжело, но так необходимо.

      Я сам истязал себя, намеренно делал больно, без перерыва перерывая все форумы, видео, статьи, касательно реабилитационного периода. И увиденное шокировало, оно заставляло волосы вставать дыбом на голове и биться в истерической судороге, но я терпел, желая разделить с Глебом хоть часть его боли, хотя и понимал, что легче ему от этого не станет. Да и если он об этом узнает, прибьет меня на месте.

      Когда было совеем невмоготу, я шел в кабинет отца, садился с ним рядом, или удобно разместившись на диване, клал голову к нему на колени и просто дышал, вдыхая знакомый запах неизменного одеколона и родительской любви. И становилось легче, правда…

      В один из дней, когда нервы были напряжены до предела, когда все мысли сводились к одному человеку, а не к друзьям, клубам и предстоящим экзаменам, я как обычно курил возле клиники, вдыхая свежий пьянящий весенний воздух и замер, так и не донеся сигарету до губ.

      Я увидел его. Нетвердой походкой, слегка покачиваясь, он брел по небольшому парку, кажется, не видя ничего перед собой. Я не видел его лица, но точно был уверен, что он бледен и истощен. В каждом движении чувствовалась усталость, и это пугало, пугало до дрожи в пальцах и нервных спазмов в груди.