Это меня не очень привлекало. Бесконечная поездка в трамвае. Не на такси же он меня повезет.
— Да, — сказала я.
— Вы не любите Феникс-парк?
— Нет, люблю.
— Можно было бы посетить зоопарк.
— Это мысль.
— Вы не любите животных?
— Нет, люблю.
Мы направились к Грегсон-стрит.
— Мне кажется, что вы предпочли бы что-нибудь другое, — сказал Варнава.
— Да нет, нет.
Шагая рядом с ним, или, скорее, позволяя ему шагать рядом со мной, я думала о смотрителе Национальной галереи: ведь он меня приметил, этот поганец. Я искала возможность учинить ему фарс, устроить подвох, подложить грязную свинью, а тут подумала, что на самом деле мстить должен именно он. В тот раз я, наверное, здорово его отделала.
— У вас озабоченный вид. Прошу меня извинить за то, что я побеспокоил вас во время осмотра. Я оказался там и посчитал позволительным...
Мы вышли на Грегсон-стрит. Я была бы не прочь задержаться у магазинов и поглазеть на витрины, но мой попутчик мог бы решить, что я выуживаю из него какой-нибудь подарок, и оказаться в щекотливом положении, учитывая, что у него наверняка не много денег на карманные расходы; достаточно на него взглянуть.
— Феникс-парк довольно далеко, — сказала я. — Ненавижу длинные поездки в трамвае.
— Я не питаю отвращенья к подобным средствам передвиженья...
Я взглянула на него: он принял утонченный и умный вид. Я сразу же поняла, что сейчас он закрутит какой-нибудь мадригал, и оборвала его.
— Вам долго ехать до мистера Богала? — спросила я напрямик.
— Не очень. Впрочем, я хожу к нему пешком.
— Вы любите гулять?
— Очень, сударыня.
Вот собачий отрок! Когда же наконец он мне скажет, где живет. Чтобы я знала, каково его социальное положение и каких развлечений от него можно ожидать. Мое собственное социальное положение скорее невысокое: моя мать — одиночка, брошенная отцом, с тремя детьми на руках и суипстейком, из которого мы уже немало высосали. Но я не собиралась обо всем этом рассказывать.
— И часто вы ходите в Феникс-парк?
— Часто, это не очень далеко от моего дома.
— Да? А где вы живете?
Неплохо я придумала с вопросом, чтобы узнать то, что хотела. Довольно незаметно.
— За церковью Святой Катерины. В Хамбери-лейн.
Голодранец, как я и думала. Но должен иметь хоть что-то, чтобы сводить меня в кино. Вот я ему и предложила пойти в Шемрок-Палас, — мы как раз проходили мимо, — там показывали «Blonde Bombshell»[*]
с Джин Харлоу. Перед входом висела ее огромная фотография: какая красивая личность!Варнава, похоже, затруднился:
— Вы полагаете, я могу повести вас на эту картину?
— А что, ее осудила Церковь?
— В Сент-Жаке я читал объявление на эту неделю: фильм запрещен даже для взрослых.
Он сглотнул слюну и добавил:
— Если мы войдем, нас примут за протестантов.
— Подумаешь! — воскликнула я.
Я не очень часто хожу в кинематограф. Сейчас представляется такая возможность, фильм наверняка интересный, актриса кажется красивой, как Венера Каллипига[*]
(не знаю почему, но в музее нет копии этой статуи), и вот я должна от этого отказаться из-за какого-то священника из Сент-Жака? Ведь я не хожу на мессы в их Сент-Жак.Однако Варнава, слегка шокированный моей последней репликой, совсем скуксился. Маясь взглядом и супя бровь, он, вероятно, искал аргументы в своей маленькой приходской голове. Прохожие оглядывались на нас и подтрунивали над нашей нерешительностью.
— В таком случае я пойду одна, — заявила я.
И направилась к кассе, открывая сумочку, чтобы сделать вид, будто ищу мелочь. Варнава подскочил и попросил два билета в партер, и маленький фонарик провел нас к нашим местам. Журнал с хроникой: Париж, 6 февраля. Какой красивый город! Я вытаращила глаза, чтобы увидеть, нет ли среди митингующих Мишеля Преля, но демонстрацию показали очень бегло. Зная его, я уверена, что он там светиться не будет. И все равно мне было приятно увидеть хронику Париж-Люмьер.
Варнава покупает мне эскимо. Сосем вместе. Вкусное. Твердое и ледяное, как большой палец на ноге у мраморной статуи в дождливый зимний день.
— Вам не хотелось бы съездить в Париж?
Это спросила уже я.
— Ну и страна! — ответил он. — Вы видели эту заваруху?
— Здесь еще почище было.
— Но уже прошло! Теперь потекут спокойные деньки. Мы обрели свой покой.
— Меня не интересует политика, и я хотела бы съездить в Париж. О! «Галери Лафайет», «Бон Марше», «Прентан»[*]
, бульоны Шартье, фонтаны Валлас, нищие под мостами, фиакры, мясобойни, вокзал Сен-Лазар, канавы в Венсене, Френч-Канкан. О, Париж!Я замолчала, так как уже началась «Blonde Bombshell». Какая красивая личность эта Джин Харлоу! Вот какой я хотела бы быть! Какие бедра! А груди! Боже мой! Какая она классная!!! И с поразительной походкой! А взгляд просто катапультирующий!!! А волосы, легче газа! Ох, охереть можно! — сказал бы господин Прель. — Потрясающий экземпляр!!! К тому же и фильм потешный! Я смеялась не переставая! Во все горло!!! Кинематограф и в самом деле — изумительное изобретение!!!