С птицей на голове

— Не уходи, — суетилась Милочка у плиты, где закипал чайник. — Постели на стол салфетки, — подала их. — Чего испугался?

— А ты заметила?

Я сел за стол. Милочка нарезала медовой коврижки, поднесла мне кружку с чаем и сама села напротив. Она по-прежнему улыбалась, будто все еще смотрела на ручьи с горки. И я улыбнулся — и тут же опять испугался. Я решил рассказать ей про Нюсю. Я смотрел на Милочку и волновался, не зная, с чего начать.

— Мы опять стали встречаться, — наконец начал я. — И, когда все было хорошо, все было очень хорошо, я шел вчера по улице, спешил, потому что мы договорились встретиться. Еще было далеко до того места, где мы договорились встретиться, и я спешил к ней, потому что знал, что она уже там и она ждет меня. И я спешил — а она пошла навстречу. Я не ожидал, что она пойдет навстречу, а она не знала, с какой стороны я буду идти. У нее еще было много времени, и она не знала, куда его деть, и она просто так шагала по улице. Она не знала, что я буду идти по этой улице; она думала, что я буду идти по другой улице. Ей надо было убить время, пока я приду. И вот я шел, а она — навстречу по улице. Я ее увидел, а она меня не видела; она шла задумавшись. Она думала о чем-то; я не знаю, о чем она думала, — но я увидел, как она несчастна. У нее было такое лицо, какого я никогда не видел, и я ни у кого не видел такого лица. И оно у Нюси тут же переменилось, едва я подбежал к ней. Мы пошли туда, где договорились встретиться, и она стала мне улыбаться, как всегда.

Рассказывая, краем глаза я заметил в окне, как что-то черное мелькнуло на улице. Стукнула калитка, раздались на крыльце шаги, и в дом вошла женщина, у которой, как у Милочки, повязан был черный платок.

— Чем ты, мама, недовольна? — спросила Милочка.

— Селедкой, — ответила женщина, вынимая из сумки продукты, затем повернулась ко мне: — А ты не обращай на меня внимания, продолжай…

— И вот вчера вечером, — пробормотал я, — мы были счастливы, как в тот день, когда познакомились. Мы зашли в чайную и сели напротив друг друга, как я сейчас с тобой, — улыбнулся я Милочке. — Я поднялся из-за стола, чтобы поцеловать Нюсю, а она сидела, и я ей прошептал: «Получается тебя поцеловать только на коленях».

— И ты при людях, в чайной?.. — изумилась Милочка.

— Я никого не видел, кроме нее, — признался я. — А потом Нюся проговорилась, что она лунатичка и что ее мама в коридоре перед дверью ставит на ночь таз с водой…

— Так вот и эта такая, — мама Милочки не выдержала и показала на дочку: — И эта встает, встала сегодня, я думаю — в туалет. Чего-то ходит по комнате — глаза раскрыты. «Чего ходишь?» — спрашиваю.

— По-прежнему снятся детские сны, — перебила маму Милочка, — в них так все ярко, как в жизни не ощущаешь. И я так крепко сплю, что встаю и начинаю делать то, что делала во сне. Этой ночью приснилось — плыву на лодке, гребу — и вдруг не оказалось в руке одного весла. Я встала, пошла на кухню, взяла большую деревянную ложку, — Милочка открыла шкафчик и показала эту ложку, — и проснулась утром с ней в руке.

Я испугался за Милочку. Сказал про Нюсю, что она несчастная, и сейчас так вышло, будто и Милочка такая же, но она улыбалась, словно глядя на ручьи с горки, и я успокоился.

— Куда ты? — спросила она у мамы, когда та опять надела плащ.

Прежде чем уйти, мама Милочки оглянулась, и я понял — не надо ей никуда уходить. Она хочет счастья для своей бедной Милочки — поэтому и решила оставить нас вдвоем, но насколько она хочет для дочки счастья, настолько пожалела меня. И я поспешил продолжить про Нюсю, чтобы успеть Милочке наедине сказать все то, ради чего, собственно, я это и начал.

— А сегодня утром никак не ожидал услышать от Нюси: нет, — пробормотал я. — Не понимаю, что могло произойти за ночь. И это уже в который раз повторяется. Она и раньше вот так же вдруг говорила мне: нет; куда-то пропадала, и дозвониться ей было невозможно. Но потом объявлялась сама. И мы опять встречались. Но, когда Нюся проговорилась, что она лунатичка, я осознал: все это повторяется, потому что она лунатичка…

Милочка тут же сообразила:

— Твоей Нюсе что-то приснилось, после чего она сказала: нет.

— Ну, и что такого ей могло присниться? — задумался я. — Она вчера так улыбалась мне, что не знаю, как жить дальше. Но сейчас понял, — осторожно я добавил, — кого еще смогу полюбить.

— Кого?

— А ты не догадываешься?

— Откуда я могу знать? — пожала плечами Милочка.

Я удивился ее чистоте. Милочка поднялась из-за стола, подошла к окну и стала в него смотреть. Я тоже поднялся и подошел к ней. И тоже стал смотреть в окно. И тут моя рука сама нашла ее руку, когда я смотрел не на улицу, а куда-то далеко-далеко, но рука Милочки выскользнула из моей.

— Слышишь?