Сад

— Пусть Шаров свою жену выведет на тяжёлую-то. Ты ему подскажи. Я погляжу на неё. И, может, на денёк тоже выйду.

— Ой, Капитолина, Капитолина! Обманулся я в тебе!..

— А я довольная. Мне за Тыдыевым — хорошо! Хоть ревнивый, но не скупой. Хожу в шелках! — Она повела плечами. — И воспитывать меня теперь — не твоя забота…

Они расстались, не простившись.

Василий шел и думал: «Хорошо, что не она, а Тыдыев заведует садом… Он в работе ровный. А Капа то вырвется вперёд, то от всех отстанет. Вот и пойми такую… Нет, понять её нетрудно. Тот раз про ключ к ней сказал Герасим, теперь — она сама. А Павел Прохорович забыл об этом, хотя и разговаривали при нём: решил не подбирать ключа, а так: сказано — делай. Это Капитолине — поперёк характера».

Он окликнул Капу и, когда та oглянулась, сказал:

— Говорят, всех приглашают в клуб. Приходи. Может, тебя помянут.

— За здравие али как? Ха-ха…

— Добрым словом, конечно…

— Спасибо, бригадир, за твои заботы! — Капитолина помахала рукой. — Я подумаю. Ежели сердце поманит — прибегу.

4

В новом клубе, которого Василий ещё не видел, было сыровато. Пахло кирпичом и сосновыми досками.

Над сценой, на красном полотнище — слова Мичурина: «Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у неё — наша задача». Как бы в подтверждение этих слов, у стены стояли снопы пшеницы, овса, кормовых трав — свидетели урожаев за все послевоенные годы. Тут была и раннеспелая сибирская кукуруза, которую в своё время Шаров привёз от Петренко, развёл в своём огороде, а в прошлом году уже вырастил в поле. Рядом с высокими снопами пшеницы, собранными с тех участков, которые были защищены лесными полосами, стояли маленькие, хилые, с короткими и тощими колосками — из полей, открытых всем ветрам, где зимой не бывает снега, а летом властвует губительная жара. В мешочках — зерно. В одних — крупное, тяжёлое, как бы литое из красной меди со стекловидным оттенком, в других — мелкое, щуплое, бледное. Вот то, что взял человек от земли, а вот — её скупая милостыня.

Забалуев брал щепотку зерна, рассматривал, пересыпая с ладони на ладонь, «пробовал на зуб» и шёл к другому мешку:

— У нас лучше!

— У вас, говорят, полоски, как на огороде гряды! — заметил Василий, которому надоело забалуевское хвастовство. — Чего же равнять?!

— Ишь ты! — Сергей Макарович покачал головой из стороны в сторону. — Воробей зачирикал! Из дорогинской скворешни! У тестя да у бабы научился! Своего-то голоса нет?.. Ладно. Я не обидчивый. — С размаху хлопнул Бабкина по плечу. — Приезжай в гости. Медовухой угощу. Покрепче той! Помнишь?..

Члены учёного совета и гости уже успели осмотреть выставку и разместились на скамьях, сколоченных из широких плах. Звонок сзывал запоздавших. Василий отыскал Огнева и сел рядом с ним.

На сцене — длинный стол, с его кромки свешивалась в зал огромная карта лесных насаждений Чистой гривы. За столом — директор сельскохозяйственного института. Он медленно, как судья, которому предстояло вынести приговор, перелистывал толстую рукопись в зелёном коленкоровом переплёте. На трибуне — Шаров, прямой, высокий. Очки в коричневой роговой оправе делали его лицо незнакомым. Он рассказал о севообороте и обработке земли, об урожае по всем культурам, за все годы.

— Умно! — отметил шёпотом Огнев, повернув голову к Бабкину. — Такую засуху сломил! Это всё равно, что на фронте опрокинуть сильного противника!..

— Всё это — лишь маленькая частица того, что нужно п-предпринять для п-преобразования земли. — От волнения Шаров слегка заикался. — И мне не удалось бы сделать ничего, если бы у меня здесь, на Чистой гриве, не было п-предшественников и учителей. П-первый лесной заслон вокруг сада вырастил Трофим Тимофеевич Дорогин. Ему земной п-поклон. Его п-примеру п-последовал Филимон Бабкин…

«Жалко, мамы здесь нет, — подумал Василий, глядя на Шарова благодарными глазами. — Задержалась она в Кедровском районе с зимовкой скота».

Той порой Шаров успокоился и уже говорил чётко, без заикания:

— В этом зале сидят мои многочисленные помощники. Без них, без их труда, я не смог бы написать диссертации. Приношу всем глубокую благодарность. — Павел Прохорович приложил руку к груди. — Прежде всего Василию Филимоновичу…

Затем Шаров припомнил Капитолину, звено которой вырастило несколько лесных полос.

— Неужели не пришла? — Вася приподнялся, окинул зал ищущим взглядом. — Не видно. Ну, какая она, право! Я же говорил…

Он заметил Тыдыева. Хорошо, что муж здесь! Расскажет ей… Поздоровался с ним кивком головы. Тот приветственно помахал рукой.

Выступили с речами учёные, агрономы. Попросил слова Огнев, поднявшись на трибуну, правой рукой задумчиво покрутил тугой ус и начал размеренно, веско: