Сад

Сидор открыл чемодан и начал разбирать вещи. Невестке подал шуршащий шёлковый плащ цвета кофе с молоком и, пока она примеряла, тревожно следил за её лицом: по вкусу ли? По росту ли? Кажется, он не ошибся. Как бы между прочим, сказал, что за границей это — «последний крик моды»!

— Большое спасибо, — сдержанно поблагодарила Валентина Георгиевна, хотя подарок и пришёлся по сердцу. — Мне нравится! — Взглянула на мужа. Тот не отозвался. В душе она посетовала на это, но внешне осталась всё такой же оживлённой. — У вас отличный вкус! — сказала деверю. — Правда, правда. Понимаете толк в вещах!

А Сидор той порой достал маленькую коробочку и повернулся к брату:

— Тебе, Андрюша, вечное перо. Ничего другого не мог подобрать. Ты, брат, не обижайся за дешёвый подарок. Но такого пера у нас нигде не сыщешь…

— Напрасно ты… о такой мелочи…

— Уж я-то знаю. Даже в Ленинграде нет. Скажешь: низко-по-клонство! — рассмеялся Сидор. — Нет. Я умею ценить своё. Но, как объективный человек, хорошее всегда называю хорошим, плохое — плохим. И убеждён: нам есть чему поучиться у ближних и дальних соседей. Да и незазорно: всё ценное на земле создаёт народ. Зазорно сидеть дома и перехваливать самого себя. Я бы разослал делегации по всему свету: обменяться научными открытиями, изобретениями. К слову сказать, из Америки я привёз новые сорта яблони. А инженеры могли бы найти новинки в технике, даже в изготовлении всего того, что мы называем унылым словом ширпотреб… Ты попробуй, как легко писать этим пером!

— Успею…

— Я хочу, чтобы ты сразу убедился. — Сидор достал толстую тетрадь в переплёте из коричневой кожи и развернул перед братом. — Пиши здесь. Тут у меня автографы.

Сидор продолжал разбирать свои вещи. Андрей спросил — как подвигается его работа над многотомным трудом о сортах яблони всего света, начатая, насколько он помнит, ещё в студенческие годы? Что-то долго ты, очень долго заставляешь ждать обещанное? Уж не успокоился ли на докторской диссертации, не собираешься ли почить на лаврах?

Словно задетый за больное, Сидор повернулся к Андрею и с горячностью человека, на всю жизнь посвятившего себя любимому делу, заговорил о месте яблони в истории человечества. Яблоко древнее многих древних мифов. Созданное человеком, оно было предметом раздора среди богинь, которыми наши далёкие предки населяли вселенную. Брат, наверно, не знает, что археологи обнаружили семена яблони в свайных постройках, в памятниках древнего Египта. Шли тысячелетия. Цвела и плодоносила яблоня. Но только на рубеже нашего летоисчисления она смогла перекочевать из мифологии в научные трактаты. В Риме Катон и Плиний Старший описали тридцать шесть сортов. Девять веков назад, при Ярославе Мудром, едва ли не самым крупным садом на земле был яблоневый сад Киево-Печерской лавры. К девятнадцатому веку яблоня распространилась по всей Руси. Сортов её всё прибавлялось и прибавлялось, как детей, внуков и правнуков в большущей семье. В ту пору агроном Болотов уже описал шестьсот сортов, и это в одной лишь Тульской губернии! Мичурин оставил после себя богатое наследство ценнейших сортов яблони. А его бесчисленные ученики и последователи, как кудесники, вызывают к жизни всё новые и новые разновидности. На опытных станциях в нашей стране уже создано семьсот сортов! Теперь Андрей может представить себе, насколько велик, поистине колоссален задуманный и осуществляемый им, Сидором, труд.

Валентина Георгиевна пригласила к столу, который она уже накрыла на веранде. Андрей подал брату полотенце, и они пошли мыть руки. По пути к умывальнику Сидор продолжил свой рассказ. Он уже давненько убедился, что для одного человека, хотя бы у него и было семь пядей во лбу, непосильна такая работа, какую задумал он, — не хватит жизни. Теперь у него много соавторов. Труд будет коллективным и выйдет под его общей редакцией. Так, над томом об американской яблоне, вернее — о сортах яблони в Северной Америке он работал в содружестве со своим заокеанским коллегой.

Скинув верхнюю рубашку, Сидор открыл кран с холодной водой; умывался долго, отфыркиваясь и отпыхиваясь; смочил бороду и волосы. Утираясь махровым полотенцем, опять заговорил о своей работе. На его помологической карте ещё есть белые пятна. Одним из них остаётся Сибирь.

— Утром поедем к Дорогину, — сказал Андрей. — Там ты многое почерпнёшь.

Сидор оделся и, стоя перед зеркалом, тщательно расчесал бороду и волосы. Освежённый, краснощёкий, он снова склонился над своим чемоданом.

— Я кое-что захватил с собой. Держи. — Подал брату бутылку. — Марочное цинандали! Лучшее из всех сухих вин, какие мне приходилось пробовать.

Они вышли на веранду. Ночь оказалась тёплой, стеклянные стенки были раздвинуты, и в дом заглядывали розовые георгины. А над столом, где был накрыт ужин, возвышалась хрустальная ваза с букетом из белых астр — любимых цветов Валентины Георгиевны.

Наполняя рюмки, Андрей говорил брату:

— Дорогин, надо полагать, угостит тебя сибирскими винами:,

— Разве такие есть?.. Что-то мне не верится…