Бабушка отстранила мою повинно склонённую голову и приподняла за подбородок, заставляя посмотреть в глаза. В них плескался всё тот же извечный страх потерять меня.
Боже, от сколького же ей пришлось отказаться! Сколько ночей она не спала, прислушиваюсь к шорохам за дверью, готовая сражаться со всеми моими недоброжелателями и преследователями?! Как же больно возвращать её в прежний кошмар! В глазах снова защипало.
— Его дети, конечно, не виноваты, но я бы точно не стала помогать им, рискуя жизнью, — устало и назидательно, словно учитель, объясняющий решение простой задачи непонятливому школяру, сказала Василиса Аркадьевна. — И просто не верю в бескорыстие этого Войнича!
— Он заинтересован в расследовании, его эти убийства тоже касаются.
— Вот в это поверю, а в приступ человеколюбия по отношению к тебе — нет! Он ведь изначально не с благими намерениями здесь появился!
Я вздохнула. Как же сложно говорить исключительно правду — ранящую и беспощадную, но снова солгать ей просто не смогу.
— Да, тогда он был настроен против меня.
— Вот эти его чувства я как раз хорошо понимаю и даже осудить не могу — они естественны, — мрачно кивнула бабушка.
— Но сейчас всё изменилось. Он действительно хочет помочь. Я чувствую, я ведь экстрасенс, — робкая попытка переубедить закончилась полным провалом.
— Экстрасенс, который меня обманул, — тихо напомнила бабушка, — даже не знаю, как теперь тебе верить!
Я снова уткнулась ей в плечо и разревелась, уже не сдерживаясь, как в детстве, когда сверстники в очередной раз прогоняли меня, не принимая в игру (способности спонтанно проявлялись уже тогда и дети инстинктивно меня сторонились). Она тяжело вздохнула и тоже, как в детстве, начала успокаивающе гладить по волосам.
— А может, успеем уехать? Не будем ничего с собой брать, просто уедем куда-нибудь? — шепнула она, целуя в макушку.
— Поздно. Он поедет за нами, — всхлипнула я. — Прости.
— И ты прости, что расслабилась, не доглядела, но нельзя же просто сидеть и ждать очередного удара?!
— В квартире мы в безопасности, — да что с моим голосом, когда он перестанет дрожать?
Бабушка горько усмехнулась:
— Я тоже так думала шестнадцать лет назад, когда заперлась с тобой в доме от толпы возмущённых земляков.
— Но…
— Вот что, я хочу поговорить с этим твоим Войничем лично! Позвони, пусть придёт!
Я неуверенно посмотрела на часы и робко возразила:
— Сейчас? Может лучше утром? Он, наверное, уже спит.
— Ничего, проснётся, мы-то не спим. Звони! — это прозвучало настолько безапелляционно, что спорить я не рискнула и набрала номер Алана.
Он сказал, что будет ждать звонка, но ведь не до трёх ночи! Спортсмен ответил через пару гудков. Голос был сонным, наверное, всё же дремал.
— Злата? Всё нормально? Как бабушка?
— М… хочет с тобой пообщаться. Прямо сейчас.
Он не удивился, только обречённо вздохнул:
— Ладно, буду через пять минут.
— Сейчас придёт, — сообщила бабушке, — я встречу.
— Ещё чего! — она решительно поднялась. — Я сама. Ты у меня к двери больше не подойдёшь!
Я покорно кивнула (спорить всё равно бесполезно) и поплелась ванную умываться. Холодная вода помогла немного прийти в себя, но глаза остались покрасневшими и зарёванными. Неестественная бледность и тени под нижними веками тоже не красили. Невольно задалась мыслью — что тут вообще может нравиться?
В дверь позвонили. Я наскоро промокнула лицо полотенцем, пригладила растрепавшиеся волосы и поспешила в коридор, опасаясь излишне агрессивной реакции бабушки на появление соседа.
Алан, по всей видимости, опасался того же. Вид у него был несколько растерянный, а приветственная улыбка получилась нервной и напоминала гримасу. Одет спортсмен был в неизменный строгий костюм, словно на деловую встречу явился.
— Э… здравствуйте, Василиса Аркадьевна, — выдавил он с заминкой, но суровый взгляд бабушки выдержал стойко.
— Желаешь мне здоровья? Правда? Ну-ну. Иди за мной, — скомандовала она и, развернувшись, направилась в сторону кухни.
Алан поймал мой сочувствующий взгляд и, проходя мимо, шепнул:
— Что? Всё плохо?
— Не шептаться! — строго предупредила бабушка, обернувшись, и указала пальцем на дверь моей спальни: — Злата, иди к себе и ложись спасть. Мы сами разберёмся!
— Это плохая идея, — слабо возразила я. — Вы практически не знакомы.
— И что, он не знает русского? Знает? Прекрасно, значит, переводчик нам не понадобится!
— Но…
— Чего ты боишься, что он на меня набросится? Или что я его съем? А ты, — она бесцеремонно ткнула пальцем в сторону спортсмена, — тоже опасаешься оставаться со мной наедине?
— Нет, конечно, — быстро заверил Алан и улыбнулся мне более уверенно: — всё нормально, Злата, иди, отдыхай. Выглядишь уставшей.
Бабушка пренебрежительно фыркнула:
— Надо же, какой внимательный! Проходи сюда, а ты, — она смерила меня строгим взглядом, — не подслушивай! Марш к себе!
Пришлось подчиниться. Правда, в спальню я не пошла, осталась в гостиной. Сидела на диване, обхватив колени и прислушивалась к доносившимся из кухни звукам, готовая вмешаться в случае ссоры. Но там было тихо, до меня доносились лишь приглушённые голоса. Слов разобрать не получалось.