Сад (переработанное)

Сегодня взгрустнула: от Семы все еще нет ответа на ее последние письма. До сих пор еще не узнал об Указе, не поздравил старика с наградой…

На другой стороне улицы мелькнула белая копна волос. Отец! А впереди — Лиза со своими девушками. Идут в театр. Ох, как хорошо! Скорее к ним! Поздравить отца… и всех.

Не дойдя до перекрестка, Вера бросилась к ним. Увертываясь от машин, бежала через широкую, слегка обледеневшую улицу.

В то утро Вася нарочито приехал в город, в коридоре крайисполкома встретился с Трофимом Тимофеевичем и теперь шел рядом с ним. Заметив Веру, приотстал, шагнул на мостовую, навстречу ей.

— А ты откуда?! — удивилась девушка. — Бурана ведь нет. Нам заблудиться негде…

Вася схватил ее руки, запрятанные в белые с голубыми елочками шерстяные варежки, и крепко стиснул:

— От души!.. От самого сердца!..

— Меня не с чем… — Вера поджала губы. — Ты ошибся.

— Ну, как же не с чем? С наградой отца…

— А я думала, с Елизаветой Скрипуновой меня спутал. Вон — поздравляй ее!

— Никогда, ни с кем…

Вера не дала договорить:

— Чего мы стоим? — Метнулась вперед. — Я по девчонкам соскучилась.

Поравнялись с Трофимом Тимофеевичем. Вера поцеловала отца и сразу же побежала к подругам. Ей понравилось, что Мотя приехала с награжденными. Не завидует. И ее не будет укорять. Славная подружка!

Идя рядом с Дорогиным, Вася не поддерживал разговора, — встреча с Верой озадачила его. Изменилась она. Лицо какое-то растерянное. И от нее веет зимним холодком…

Трофим Тимофеевич присмотрелся к нему и замолчал.

Девушки разговаривали громко. Вася невольно прислушался. Голос Веры опять звенел, как песня жаворонка среди бестолкового вороньего грая:

— Как там дома? Рассказывайте все-все. Много было радостей?

— Поздравлений — миллион!

— Вся родня обнимала! И знакомые не робели!

— У Лизы вон какая шея крепкая — и то чуть не свернули набок!

— Митинг был. Огнев речь сказал. А Сергей Макарович на ту пору приболел…

— Было от чего приболеть! В Указе-то не помянули…

«Ни дна бы Забалуеву, ни покрышки! — подумал Вася, припомнив злую медовуху. — Да вместе с его сынком…»

— А у меня, девушки, завтра последний зачет, — сказала Вера.

— Смотри не подкачай! — шутливо предупредила Мотя. — Переходи на третий курс. Успевай учиться, покамест жених не воротился. Бабой станешь — все забудешь.

— Не говори, чего не надо. Не болтай.

Девушки пересекли площадь, поднялись по гранитным ступенькам и, миновав колонны, вошли в просторный вестибюль театра. За ними — Дорогин. Вася приотстал у застекленной двери: чего ему делать там?.. Но Вера оглянулась. Скорее всего, искала отца. А может быть, и о нем вспомнила?.. И Вася тоже вошел в театр.

Разделся он отдельно от всех, достал гребень и перед большим зеркалом зачесал повыше пышный, как бы взбитый, чуб, нависавший на правую бровь. Обеими руками пытался осадить просторный пристежной воротничок, вздернувшийся так высоко, что галстук оказался на голой шее. В этом наряде он сам себе напомнил тощего конька-стригуна, на которого напялили огромный хомут тяжеловоза. И какой черт придумал рубашки с отрезанными воротниками?! Ведь никто же не шьет пиджаки с пристежными рукавами, не делает ведра с приставными дужками! А тут… одна маета. Тьфу!

Где-то за спиной послышались озорные девичьи голоса. Вася, будто от натуги, красный и потный, то ослаблял, то подтягивал галстук, но воротничок непутевой рубашки по-прежнему изгибался дугой, и шея оголялась от ключицы до челюсти. Девушки прыснули со смеху. Васе показалось, что и Вера тоже рассмеялась.

— Домовой не может со своей сбруей справиться!

— Упарился, бедный!

Скрыться бы от них. А куда? Стоят полукругом, потешаются. К зеркалу притиснули. Но Веры не видно. Все же легче…

Лиза подошла к нему.

— Отойдем-ка в уголочек. — Потянула за руку. — Пусть девчонки перед зеркалом-то прихорашиваются.

Боясь новых насмешек, Вася упирался. А Лиза убеждала:

— Без иголки никак не обойдешься. А я пришью живым манером.

И он уступил. Девушка отвернула смятый, уже не поддававшийся утюгу, борт своего кургузого серого пиджачка и, нащупав иглу, стала разматывать нитку.

— Не гляди, что она черная, не чурайся. Я так сделаю, что ни одна просмешница не увидит…

Вася молчал, краснея все больше и больше. Лиза, сутулясь, близоруко склонилась к его шее, пришила одну половину воротничка и, жарко откусила остаток

— Она тебя зацелует, защекочет до смерти! — смеялась Мотя. — У нее щекотки долгие, точно у кикиморы!

Лиза пришила другую половину воротничка, опять — на этот раз с сердитым хрустом — перекусила нитку и, повернувшись, окинула Мотю едким взглядом прищуренных зеленоватых глаз.

— Ох ты, форсистая! Разгоготалась! А у самой-то чулок спустился!..

Все девушки стали оглядывать себя. Потом, вслед за Лизой и Васей, пошли в фойе. До звонка ходили по кругу. Разговаривали. Смеялись. Бабкин посматривал по сторонам — Веры не было видно. «Ну и не надо, — думал он, досадуя на потерянное время. — Не из-за нее я здесь…» И все-таки посматривал.