Сад (переработанное)

С вечера Шаров долго работал над диссертацией, а поздней ночью едва успел заснуть, как раздался стук в окно и послышался всполошенный хрипловатый голос:

— На зернофабрике — беда!

Павла Прохоровича будто обдало снегом. Он вскочил, по-солдатски быстро сунул ноги в сапоги и, на ходу надевая кожаное пальто, отправился туда.

…Зернофабрику строили долго. Открыли только прошлой осенью. Многие ждали того дня: новинка — на весь край!

Пришли грузовики с хлебом. Прямо от комбайнов. У распахнутых ворот простой шнурок, протянутый от столба к столбу, остановил автомашины. Собрались колхозники. Елкин открыл митинг. Шарову хотелось особо отметить заботы Кузьмы Грохотова, руководившего строительством, и он подал старику ножницы.

С трудом вложив толстые пальцы в тесные кольца ножниц, Кузьма Венедиктович рассмеялся:

— Маловат струмент-то! Для женских рук лаженный. Не привычный я к такому…

Взглянув на молодых парней, он припомнил свою молодость:

— Жизнь-то большая прошла. Много зим вот этими руками держал цеп да от нужды отмахивался. Теперь интересно вспомнить, а молодым полезно послушать. Бывало, утром выйдешь во двор, возле овинов — тук-тук- тук, тук-тук-тук. По всей деревне стукоток. Ну, берешь цеп и отправляешься хлебушко выколачивать… Я был проворный, из-под моего цепа зерно во все стороны брызгало. Меня нанимали молотить. А обмолотишь — веять чем? Бери лопату да зерно вверх подбрасывай, аж под самые облака. Ветер полову отвеет, зерно дождиком упадет. Тяжело хлеб доставался мужикам. А нынче машина человеческую силу заменила. Посеяли машиной, убрали машиной, обмолотили машиной. Вот сейчас пойду повключаю рубильники — машина провеет, просушит, по зернышку отберет. Принимай, колхозник, хлеб да радуйся! Вот как!..

Он перерезал шнурок, и люди вошли под высокие тесовые своды. За ними двинулся первый грузовик к бункерной яме. Через открытый борт сырое зерно полилось тяжелым водопадом. В тесовой трубе, подымая хлеб, зашуршала лента с ковшами, вверху застучали веялки сырой очистки. Люди шли, прислушиваясь к стуку решет и барабанов, к шуму и плеску зерна. Той порой вторая машина отдала свой груз в приемный бункер, а за ней следовала третья.

Зерно с полей текло рекой. Теперь дождь никого на токах не пугал. Ночью, в ожидании машин, девушки перекликались песнями…

Но радость была недолгой. В конце прошлой осени уже не проходило дня без поломок на зернофабрике — одних болтов сменили несколько десятков. Это понятно: маленькие деревянные веялки были рассчитаны на простой ручной привод, и они, подключенные к электрическим моторам, дрожали от невыносимой для них силы и быстроты движения барабана и решет.

Хотя зернофабрика и далека от совершенства, но без нее нельзя обойтись даже одного дня…

Что случилось там? Неужели поломалась какая-нибудь из веялок?

Но беда оказалась страшнее. В той стороне, где стояла зернофабрика, огромным снопом взлетали искры.

Тяжело дыша, прижимая к груди левую руку, будто поддерживая сердце, готовое оторваться, Павел Прохорович побежал туда. Под высокой крышей было дымно, как в черной бане. Пахло горелым хлебом. Грохотов, обутый в старые валенки, кочергой вытаскивал головешки из печки и топтал, стараясь поскорее загасить топку.

Шаров в темноте, кашляя от дыма, искал лестницу; нащупав перила, взбежал наверх.

Его обдало жаром. Многочисленные светлячки рвались к тесовой крыше.

— Воды! Давайте воды!

От едкого дыма смыкались веки, по щекам текли слезы, но Павел Прохорович не отступал. Он принимал ведро за ведром и, размахнувшись, выплескивал на стены и крышу. Струи теплого пара окутывали лицо… Прибежали на помощь несколько человек. Привезли пожарную машину.

Вооружились баграми и топорами. Разломали крышу, залили обуглившиеся доски.

Едва держась на ногах, Шаров спустился вниз. Грохотов распахнул контрольную дверку сушилки. Оттуда посыпалось полусгоревшее зерно. В зазорах тлели обломки стеблей лебеды и жабрея.

— Вот! — показал председателю. — Все зазоры забиты. Соломка высохла и загорелась. Вызывай инженера! Мы с него спросим.

— Себя надо винить — плохо веяли.

— А веялка какая? Старушка! Кряхтит да кашляет. Как ни обряжай, с делом не справляется.

— Ты п-прав, Кузьма Венедиктович, — для очистки зерна теперь нужны мощные машины.

— Так-то оно так… А мне вот вспомнилось: раньше-то пшеничку прямо с пашни в сусеки сыпали. Вот!.. Хлеб-то в суслонах, бывало, выстоится, зерно дойдет. Чистенькое, сухое… А теперь…

— Тебе комбайны не нравятся? — насторожился Шаров. — Не говорил бы вслух.

— Нет, я не против их. Машина дельная! Но зерно-то от нее привозят сырое и сору в нем больше половины. Надо бы что-то придумать…

Начинался рассвет, серый и по-осеннему ленивый. Где-то высоко дул ветер, растягивая по небу легкую пряжу облаков. Удастся ли ему раскидать ее или, наоборот, он соткет из нее тяжелое, похожее на войлок, сырое покрывало?

Кузьма Венедиктович тронул усы, потом похлопал себя по ногам:

— Мои ворожейки упрежденье дают. Торопиться надо…

— Может, еще переменишь прогноз? — рассмеялся Шаров. — Синоптики из бюро погоды и те ошибаются!