Сад (переработанное)

— Тут и смотреть-то нечего. А вот там дальше, — Павел Прохорович показал на едва видневшиеся лесные полосы, опоясавшие Чистую гриву, — есть добрые всходы.

Андрей Гаврилович обещал приехать позднее, когда хлеба поднимутся в полный рост. Он присматривался к агроному. В нем, кроме деловитости и настойчивости, обычных для него, чувствовалась сдержанная радость. И было чему радоваться — двести гектаров пшеницы посеяно сверх плана!

— Нынче, я слышал, все делали по-мальцевски? — спросил Желнин.

— Далеко не все. Да и сам Терентий Семенович еще продолжает поиски.

— А ты бывал у Мальцева?.. Тоже судишь по статьям. Съезди, погляди на практике. Пошлем тебя в составе делегации от края.

Желнин снова обвел глазами пустошь. Эта заброшенная земля озадачила его. В тридцатом году тут сняли по сто двадцать пудов! А сейчас она лежит без пользы. Как же так? Шаров сказал, что поле запустили задолго до его приезда. При землеустройстве почему-то отрезали под сенокос. Говорят, в первые годы тут густо рос пырей, а теперь, того и гляди, появится ковыль. Дикое поле!.. Андрей Гаврилович прикинул на глаз — тут добрых пятьсот гектаров! Если бы их снова распахать под пшеницу! При стопудовом урожае — пятьдесят тысяч пудов! Да не просто хлеба, а твердой пшеницы, лучшей из всех зерновых! Павел Прохорович сказал, что дело за тракторами. Пусть добавят хотя бы пяток. Ему — пяток, другому — пяток, третьему… А где взять? Лимит для края не увеличат… Оказалось, что это — не единственная пустошь. Есть еще большие заброшенные участки, где растет пырей. Его пока что косят на сено.

Но скоро можно будет обойтись без него — с каждым годом колхоз увеличивает посев люцерны…

— И много у вас ее? — заинтересовался Желнин очередным новшеством луговатцев. — Покажи.

— Нас за нее поругивали, — улыбнулся Шаров. — Хлеб, дескать, нужен, а не трава… Но для большого хлеба необходима хорошая структура земли. А ее создает в наших условиях люцерна.

На «газике» Шарова они поехали к полю, где ярко-зеленая трава росла густо, как овечья шерсть. Она занимает пока только двести гектаров. Но Павел Прохорович сказал, что у них достаточно семян, и они будут каждый год засевать по стольку же. А через пять лет начнут постепенно распахивать люцерну, участок за участком, тоже по двести гектаров в год. Так у колхоза всегда будет в севообороте как бы целинная земля! Даже лучшего качества!

— Толково! По-хозяйски! И с хорошим взглядом в будущее! — отметил Желнин, опять заговорил о большом земельном резерве.

— У других еще больше пустующих земель, — сказал Шаров. — Можно бы вырастить горы зерна!.. А урожаи у нас в крае, стыд сказать, какие низкие. Двадцать лет призываем бороться за сто пудов. Толчемся на одном месте. А ведь сто пудов — мало.

— Если бы у нас на круг обходилось по сто…

— Вот я и говорю: стыдно за низкие урожаи…

Вернулись на пустошь, где их ждала машина Желнина. Шаров заговорил о своих экономических подсчетах, о том, что заготовительные цены на картофель и овощи ниже стоимости провоза их до города, что так можно разорить колхозы. Желнин, пригласив его к себе со всеми подсчетами, сказал:

— Вопрос большой и сложный. Сам понимаешь. Все расходы на пятилетку сверстаны. Но разберемся, изучим, подготовим для представления в Москву… А пока перекрывайте за счет высокодоходных культур, хотя бы той же конопли. Ты найдешь пути.

— Нелегко это… На трудодень приходится мало.

— Ну, приезжай поскорее, — повторил Желнин. Открыв дверцу, приостановился. О чем-то надо было еще спросить Шарова?

Вспомнить не мог.

По дороге в город его не оставляло раздумье о земле и хлебе. После нового снижения цен повсюду изменился спрос покупателей: грудами лежат и черствеют на полках черные хлебные «кирпичи», до сих пор выпекаемые по стандартам военного времени с примесью муки из фуражного зерна, а за белыми батонами, русскими булками и баранками — очереди. Пора бы на мельницах изменить помол, в пекарнях — технологию выпечки. Но зерно отпускается по строгому лимиту. Мука из твердой пшеницы — редкость. А без нее нельзя приготовить ни макарон, ни баранок. До решения зерновой проблемы еще очень далеко. И решается она медленно.

Радиоприемник включен. Лесным ручейком журчит музыка, споря с мягким, едва ощутимым, шумом мотора. Это не мешает думам. Андрей Гаврилович припоминает и число МТС в крае, и тракторные отряды, куда ему довелось заглядывать. Многие машины уже отработали по полтора десятка лет. Пора бы на переплавку. Но новых не хватает. Надо бы вдвое больше. То же и с комбайнами. Их могли бы делать у себя на заводах. Говорил об этом в Москве — назвали аграрником и посоветовали не умалять достижений промышленности…

Диктор, читая сводку погоды, называл южные города. Желнин вспомнил, что Мария Степановна собиралась поехать в Кисловодск. Есть ли у нее путевка? Валентина, конечно, спросит: «К маме заезжал?» И упрекнет: «Не мог заглянуть на минуту…» А он даже забыл у Шарова спросить о ней…