Хлеб сеяли на маленьких полосках, окруженных лесами. Засухе в благодатную долинку был заказан путь. Хлеба и травы там росли хорошие, и в те трудные годы артель «Прогресс» чаще всего занимала в сводках второе место после «Новой семьи». Кое-кто уже опять ставил Забалуева в пример, а сам он на собраниях и совещаниях громогласно заявлял:
— Обгоню!.. Выйду на первое!..
Теперь он молча ходил по сугробу, косо посматривал на лесную защиту и про себя дивился: «Ишь ты! Вырастил!.. Вон какие деревья вымахали! Кто бы мог подумать. Ведь садили-то прутики…»
Огнев спросил без всякого умысла:
— Ну, какое, Сергей Макарович, твое мнение?
тебе чего надо? — огрызнулся тот. — Чего ты выскакиваешь вперед других? Мнение, мнение… Дай срок. Потерпи. А я скажу. Скажу. Я не привык молчать…Сергею Макаровичу уже трудно было удержаться, и он начал пенять:
— Ты посчитал: Забалуев кончился! Остается только в сторожа пойти! А сам-то ни тпру ни ну… Ваша «Победа все время где-то внизу сводки… — Он погрозил пальцем. — А насчет меня ошибся: рано закапывать Забалуева! Рано! Его еще в ступе не утолчешь!
— Да что ты, Сергей Макарович? Что ты? — пытался унять его Огнев. — Я тебе желаю добра, успехов…
— Я давно Сергей. И давно Макарович… Видал дуплистые деревья? Те падают от малого ветра. А звонкие, у которых нутро крепкое, те стоят долго. Им ничто нипочем. Бывало, ударишь обухом — звенит сосна, как медная. Вот и я такой же!.. А ты обрадовался…
Прислушиваясь к шумному разговору, знакомые и незнакомые люди уже начали посмеиваться. Огневу ничего не оставалось, как отойти от своего громкоголосого собеседника.
После осмотра полей все вернулись в село и направились в двухэтажный каменный клуб, где было назначено выездное заседание ученого совета сельскохозяйственного института.
Василий издалека заметил Капу в ее диковатом оранжевом платье. Она первой из женщин выпорхнула одетой по-весеннему. Шла серединой улицы, замедляя шаг против каждого дома, чтобы все успели разглядеть — на ней новое платье. Шелковое!
— Как там заседание? — спросил Бабкин, останавливаясь поговорить с ней. — Не скоро начнется?
— Я про то не знаю, — мотнула головой Капитолина, поправляя шпильку в волосах. — Чего мне там? От заседания на трудодни копейка не прибавится!..
Капа дернула Василия за рукав пиджака и расхохоталась:
— Замуж вышел в чужую деревню, а о своей все-таки тоскуешь? Ага? Я так и знала, что будешь сохнуть!
— Ты все такая же…
— А чего мне унывать? Во мне веселья — как дрожжей в хорошем тесте! Ха-ха…
Бабкин завел разговор о саженцах винограда, которые ему хотелось взять у них и увезти в Гляден.
—
Тыдыева проси, — мотнула головой Капитолина. — Я теперь в саду не работаю. На базаре от колхоза торгую.— Зачем же тебя в школу садоводов посылали?
— За мужиком!
— А он сам-то как… все еще на зарплате?
— Не поминай. Теперь нечем корить моего Тыдыева: перед Новым годом вступил в колхоз. А чего же еще было раздумывать?
нас трудодни сейчас — те же деньги. Каждый месяц получаем аванс. И выходные ввели. И отпуска. С оплатой! А на трудодень у нас пришлось по три пятерки с лишним. Вот как! Да хлеб, мед и всякая всячина… Видишь — в шелках хожу!— Расхвасталась!.. — укорил ее Василий. — А чего же ты из сада убежала? Я тебе его доверил… Выходит — зря…
— Да нет… Я в сад заглядываю. И тебя вспоминаю… Кроме шуток… — Голос у Капитолины стал мягким, звучал задушевно. — Ты молодец! В ту первую весну нашел ко мне подход: на звено поставил! И я, ты помнишь, всегда была впереди! А теперь, подумай, меня обратно задвинули в рядовые. Ни за что ни про что. Да еще собирались под начальство к своему мужику. А мне что-то не хочется. Не заманивает меня такая работа, когда большого спроса нет. Показать себя не на чем… А Тыдыеву, — Капитолина, не удержавшись, снова перешла на игривый тон, — хватит того, что в горнице по ночам верховодит. Ха-ха… Зато я на базаре — первая!
— Нетяжелая работа.
— А ты попробуй малиной торговать. Она у тебя соком вытечет. Все брюки испятнаешь.
— Ой, Капитолина, Капитолина! Обманулся я в тебе!..
— А я довольная. Мне за Тыдыевым — хорошо. Хоть ревнивый, но не скупой. — Капа повела плечами из стороны в сторону. — И воспитывать меня теперь — не твоя забота…
Они расстались, не простившись.
Вася шел и думал: «Хорошо, что не она, а Тыдыев заведует садом… Он в работе ровный. А Капа то вырвется вперед, то от всех отстанет. Вот и пойми такую… Нет, понять ее нетрудно. Тот раз про ключ к ней сказал Герасим, теперь — она сама. А Павел Прохорович в своих хлопотах, наверно, забыл об этом, хотя и разговаривали при нем: не стал подбирать ключа, а так: сказано — делай. Это Капитолине — поперек характера. Ведь у каждого человека сердце отпирается особым ключом… Надо подсказать ему. Пусть доверит ей работу потруднее — развернется наша Капа!..»
Василий остановился и, окликнув ее, сказал:
— Говорят, всех приглашают в клуб. Приходи. Может, тебя помянут.
— За здравие али как? Ха-ха…
— Добрым словом, конечно…
— Спасибо, бригадир, за твои заботы1 — Капитолина помахала рукой. — Я подумаю. Ежели сердце поманит — прибегу.