Сад (переработанное)

— Никак не найдем общего языка, — рассказывал Елкин. — Я — за строительство каменных домов, а Павел Прохорович — против. Категорически возражает.

— Откуда взял, что я против? — пожал плечами Я — за просторные кирпичные дома. Двуххочешь знать. Под черепицей. С водяным будут у нас. Краше, чем на Западе. — садик. Улицы прямые, широкие.

тротуары. Все сделаем. Но… Есть хорошая пословица: «По одежке протягивай ножки». В следующую пятилетку, вероятно, можно будет включить.

— «Улита едет, когда-то будет!» — ухмыльнулся Елкин. — Коровники да свинарники ты сейчас в план записываешь!

— Это наша экономическая база, — сказал Шаров. — Подымем доходность, получим деньги. Вот тогда и начнем.

— Ну, а что говорит народ? — спросила Векшина.

— Конечно, все поддержат строительство! Посмотрите на нашу деревню: стыдно за такое жилье! Халупы!

— Знаю. Видела. Пообветшали избы.

— У многих углы промерзают, крыши протекают, — горячо продолжал Елкин, предчувствуя поддержку. — Того и гляди, что завалится хатенка у какой-нибудь вдовы да придавит детишек. Кто будет отвечать? Шаров! В первую голову — он.

— Мы же договорились — подремонтируем. Строительную бригаду создали…

— Еще бы без ремонта… — Елкин хлопнул рукой по столу. — Настаивал и буду настаивать — полсотни каменных домов. Не меньше!.. Попросим ссуду. Уверен — дадут!

—нас и без того долгов — выше головы. Как утопленники, пузыри пускаем. Вот-вот пойдем ко дну. Дай бог на бережок бы выбраться. А ты… — Шаров махнул рукой. — Ведь даже в городах еще многие живут в деревянных хибарах. В старых и ветхих. Очень многие.

Векшина встала, прошлась по комнате.

— Мне кажется, он прав. — Указала на Шарова, жестом осадила Елкина, порывавшегося возразить ей. — Я тебя слушала. Теперь ты послушай.

Припоминая слова Ленина, Дарья Николаевна говорила о режиме экономии, о бережливости, о том, что пора научиться расходовать каждый рубль с пользой. А перестройку деревни она посоветовала включить в генеральный план, рассчитанный лет на пятнадцать.

Шаров согласился с нею. Привез из города архитектора и несколько вечеров провел с ним у чертежного стола. Постепенно на большом листе ватмана возникла новая Луговатка! Тут и дворы, и мастерские, и склады, и красивые шеренги двухэтажных каменных домов. В центре— площадь. По сторонам ее — клуб, школа, сельсовет, правление колхоза. В зеленой роще больница. На берегу пруда — водная станция. На высоком бугре — водонапорная башня… Все было в этом плане. Красивый, уютный, богатый зеленью городок!

Спустя несколько дней первая колхозная пятилетка обсуждалась в крайкоме. Докладывал Шаров. Елкин отказался от выступления. Неустроев в конце своей речи пренебрежительно кивнул на схему застройки Луговатки, висевшую возле трибуны:

— Вначале было увлеклись… Хватили через край… Ведь всем хочется, чтобы коммунизм наступил поскорее… Но нам в крайкоме правильно подсказали: «Не отрывайтесь от земли…».

Члены бюро говорили преимущественно о первом разделе плана, где на последний год пятилетки был записан средний урожай пшеницы в двадцать центнеров с гектара. И Желнин подчеркнул:

— Тут верный прицел! Есть за что бороться. В этом ценность плана. Не только для «Новой семьи», но и для других колхозов. Есть чему подражать!.. Похвально и то, что в Луговатке думают о будущем. — Он указал на схему застройки села. — Мечта выражена графически. Цель заманчивая. Веха поставлена правильно. Она — впереди за пределами пятилетки. И готовиться к будущему строительству надо исподволь, подводить экономический фундамент.

Пятилетка была одобрена, а Шарову рекомендовано написать о ней брошюру.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Мартовское солнце сняло морозные узоры с окон. Дорогин положил карандаш на раскрытую тетрадь с записями и, подняв голову, взглянул на свой старый сад. В просветах между деревьями снег стал ноздреватым, как пчелиные соты.

Возле самого окна на длинной ветке яблони покачивался красногрудый снегирь и весело посвистывал: фить, фить…

Дорогин смотрел на него, как на старого друга. Издавна снегири со всей округи слетались к нему в сад. Началось это еще в ту пору, когда под окном на месте яблони стояли черемуховые кусты. Недели через две после приезда в село Вера Федоровна попросила:

— Помогите мне устроить столовую для птичек…

Из обрубка старой березы Трофим вытесал корытце, и они вместе подвесили его между чернокорых стволов черемухи… Теперь оно, старое, обвязанное проволокой, висело под яблоней. В нем лежали остатки золотистого проса.

Три снегиря выпорхнули из корытца и расселись по веткам; подняли серенькие клювы, похожие на семечки подсолнечника, и засвистели веселее и задорнее прежнего. Трофим Тимофеевич провел рукой по бороде, как бы расправляя волнистые пряди.

— Весну почуяли! Собираются в отлет на север…

На следующее утро снегирей уже не было, и Дорогин убрал корытце до будущей зимы.

С крыши падала звонкая капель. Соседи сбрасывали с домов спрессованный морозами снег.