Сад (переработанное)

Витюшка подпрыгивал и дергал деда за рукав. Старик, очнувшись от раздумья, положил руку на его плечо.

— Ну, пойдем чай пить. Большой ты вытянулся!.. Пойдем. И вы, ребята, тоже…

— Не-е, — мотнул головой Витюшка. — Не хочу. Кузьминична оладьями кормила.

— Мы, дядя Трофим, помогать пришли! — заявил Егорша.

— Яблони опылять! — добавил Юра.

— Добро! Добро! Пойдемте, ребятушки!

Старик повел их в тот квартал, где яблони перезимовали под буграми снега. Они глянули туда и на минуту остановились, словно боясь вспугнуть розоватые облака, отдыхавшие на земле, знать, не первый час.

Ребята бросились к ближней яблоне, припали к ее веткам, нюхали и рассматривали цветы:

— Егорка, гляди! Вот тычинки!

— Без тебя знаю…

Трофим Тимофеевич подал им пинцеты и показал, как вырывать эти усики, золотистые от пыльцы. Ребята притихли, занятые важным поручением. Не каждому школьнику доверяют такую работу!

Всю вторую половину дня они играли на берегу реки. Вечером долго сидели у костра. Пили чай. Ели печеную картошку. Витюшка обжигался: уж очень она вкусная! Такая бывает только в саду у деда!

3

Рано утром они начали опыление. Поднявшись на лесенки возле Ранетки пурпуровой, которой предстояло стать матерью новых гибридов, мальчики снимали марлевые мешочки с веток. Трофим Тимофеевич, стоя на земле, был на голову выше своих помощников. Он останавливал то одного, то другого:

— Погоди, бережливее раскрывай бутон. Не мни лепестки. Вот так, левой рукой. Двумя пальцами. Так, так…

Теперь правой наноси пыльцу. Осторожно, осторожно. Цветок живой. Не делай ему больно. Поранишь пестик — все завянет попусту.

У мальчуганов не хватало терпения. Они ерзали на лесенках. Им хотелось все делать быстро: опылить одну, две, три сотни цветков. Даже тысячу! А то и больше! Но Трофим Тимофеевич ворчал:

— Потише, ребятки. Потише… Юра, не роняй пыльцу!..

А что ему, Юре, делать, если она такая мелкая и рассыпается сама? Он еще наберет. Нехорошо, конечно, что пальцы выпачкал, но иначе у него не получается. А как Егорша? Мальчики глянули на друга и расхохотались: у того весь нос был желтым от пыльцы!

— Эх, вы, замарашки! Торопливы — небережливы! — упрекал старик. И все-таки был доволен, что у него есть помощники: ему оставалось только надевать марлевые мешочки да на деревянных бирках писать имена деревьев-матерей и деревьев-отцов.

Ребята не умолкали:

— Дядя Трофим!.. А, дядя Трофим!.. Апортом опылили — какие яблоки будут!

— Большущие? С ваш кулак? Ага?

— Те же ранетки, — ответил за деда неугомонный Витюшка.

— Они и без такого опыления растут, — разочарованно махнул рукой Юра. — Из-за чего стараемся?

— Из-за семян, ребятки. Семена посеем — новые яблоньки вырастим. Вот они-то и дадут нам еще невиданные плоды.

— А как будут расти? Возле земли поползут, или кверху поднимутся?

— Я знаю. Знаю! — закричал Егорша. — Дядя Трофим положил яблони на землю, от зимы сберег. А теперь хочет на ноги поставить. Не те, а другие, новые, здешние. И чтобы никаких морозов не боялись! И чтобы вот такие яблоки росли! — Он потряс руками так, что казалось, держал большой плод, и стал тормошить старика. — Правда, дядя Трофим? Скажите — правда?..

Неподалеку засвистела иволга. Егорша, позабыв обо всем, спрыгнул с лесенки и побежал туда. Юра — за ним.

Витюшка крикнул, чтобы они не смели пугать птицу, но, не выдержав, сам бросился вдогонку.

— Эх, помощники! — покачал головой старик. — Упорхнули — глазом не моргнули!

Медленно колыхались ветки, на цветы которых ребята только что наносили пыльцу, но какие опылены, какие нет — это неизвестно, а пчелы вьются и гудят, того и гляди, что занесут пыльцу неведомо откуда и спутают все планы.

Дорогин поймал одну ветку, надел на нее марлевый мешочек и, обходя яблоню, направился к другой.

Его настиг чем-то растревоженный и, словно у селезня, сиплый голос:

— A-а, вон ты где! К цветочкам прилип!

Дорогин знал, это — голос бухгалтера Облучкова, но, боясь потерять ветку, не оглянулся; поднявшись на ступеньку лесенки и надевая мешочек, ответил через плечо:

— Пчел опережаю.

Закончив работу, он повернулся к посетителю. Перед ним стоял низенький человек, туго опоясанный широким ремнем, как бочонок железным обручем. Круглое, свежевыбритое лицо лоснилось, на голове лежала приплюснутая, похожая на блин, парусиновая кепка. На согнутой левой руке покачивалась большая корзина.

— Как здоровье? — спросил Облучков.

— Лучше всех!

— Везде опять понавешал мешочков, словно у тебя тут опытная станция!

— Подымай выше — филиал ботанического сада! На меньшем, однако, не помирюсь, — шутливо отозвался садовод.

— Иду я сейчас по саду, — продолжал Облучков, — смотрю на беленькие мешочки и думаю: «Сколько ему лет?»

— Саду? Меньше, чем мне.

— Я как раз про тебя толкую. В твоем возрасте старики на печках лежат.

— Меня покамест кровь греет.

— Ну и работал бы по-стариковски. Сад промышленный, товарный. Твое дело — давать яблоки, ягоды, ковать колхозу деньги. Зачем тебе тратить силы на какие- то фокусы-покусы? Да и волненья меньше. Для здоровья лучше. Я по себе сужу…