Громко звенела заслонка. Вера плясала легко, едва касаясь щербатого пола. Лиза исподлобья следила за ней и сетовала на то, что ушибла ногу и что не может выйти в круг. Ее зеленоватые глаза постепенно становились темными, как те тихие омута, в которых, по народной молве, водятся черти. А Мотя, посмеиваясь, все чаще и чаще ударяла пальцами о заслонку и постукивала пяткой о пол. Она смотрела на парня, теперь кружившегося на одной ноге, и отмечала, что пышные пряди его волос уже начали прилипать к взмокшему лбу.
— Мало соли ел! — рассмеялась она. — Нашу Верку еще никто не переплясывал.
Огонек в лампе метнулся в сторону и погас. Лиза обрадовалась— уж теперь-то Верка остановится. Но та продолжала кружиться по избе, лишь слегка освещенной пламенем, игравшим в глубине печи. И парень не уступал ей, хотя и натыкался то на стол, то на кровать. А девушки ждали — вот-вот он сойдет с круга. Им будет над чем посмеяться!
Подзадоривая Веру, Мотя запела с шутливой требовательностью:
И Вера закружилась быстрее прежнего. Никогда она не плясала с таким огоньком и с такой удивительной легкостью и плавностью, как сейчас. И Мотя смотрела на нее восторженными глазами: перепляшет парня! Вот уже скоро. Вот еще немного. Еще…
Но в это время, заглянув в печь, Лиза крикнула нарочито истошным голосом, чтобы переполошить всех:
— Ой!.. Варево-то поплыло!..
Мотя ударила невпопад и бросила заслонку на лавку.
— Всю обедню испортила! — упрекнула она подругу. — Вася в своей деревне с ребятами будет смеяться: «В «Колоске» худые плясуньи!..»
— А я думала, ей мышонка за кофту сунули! — усмехнулась Вера и, скрывая свою усталость, попрекнула Лизу за то, что не дала ей наплясаться: — Гаркнула во все горло! Не надорвалась, случаем?
— За тебя боялась — как бы сердечушко не зашлось да не лопнуло.
Помахивая платком на разгоряченное лицо, Вера отошла в сторону. Пожалуй, хватит на сегодня. Ноги гудят. И сердце колотится сильнее, чем, бывало, после самой долгой и задорной пляски. От чего бы это? Конечно, от усталости.
Засветив лампу, девушки накрывали стол. Вася, украдкой от них, посматривал на Веру. Тесноватая вязаная кофточка плотно прилегала к ее груди, обтягивая покатые плечи, красивую белую шею. Его мать любит таких, быстрых на ногу, веселых и хлопотливых…
Мисок было только две. Васе с Верой пришлось хлебать из одной. Парня наперебой со всех сторон потчевали хлебом. Он брал маленькие ломтики то у одной, то у другой, но жевал нехотя: этот казался кислым, а этот — пресным. Верин — вкуснее всего! Белый, в меру уквашенный, мягкий, как пух, корочка тонкая, слегка похрустывает… Никогда не ел такого! Может, — она сама пекла? Может, уже успела всему научиться по домашности…
Все хвалили мясо зайца, смеялись, — не зря косого прозвали «культурным»!
Лиза шумно вздохнула:
— А нас ведь давно ищут! Наверно, всю деревню всполошили. Твой-то отец, Верка, теперь больше всех панику бьет. И свекор тоже с ума сходит…
Отстранившись, Вася присмотрелся к своей соседке. Косы девичьи… Как же так? Откуда свекор?..
Вера злилась на подруг. Языки у них чешутся, что ли?
— Выдумали новости — у девки свекра сыскали! — мотнула она головой. — Смешные!
— Дома подумают, что мы на полевой стан ушли, и успокоятся, — сказала Мотя, стараясь отвести разговор от Веры.
— Не-ет, — снова вздохнула Лиза, — моя мамка совсем изведется…
— Ну, расхныкалась! — прикрикнула Вера и отошла к печке, чтобы добавить дров. — Мамка да мамка…
— Никто не хнычет. Я молчу. Всегда молчу, — обиделась Лиза. — А вот ты сегодня больно говорливая! Звенишь и звенишь сверх всякой меры. От твоего звону у Василья уже язык отнялся…
Охотник тряпочкой протирал отпотевшее ружье. Ему, в самом деле, ни о чем не хотелось разговаривать, и он так же, как Вера, убеждал себя — это от усталости.
Лиза все беспокоилась — весточку бы как домой подать. Вася прислушался к свисту ветра за окном: не утихает непогода. «Может, попытаться пройти лесом возле речки?» Вслух сказал: «Утро вечера мудренее», — и опять склонился над ружьем.
Были бы девушки дома, после такого трудного дня давно бы свалились в постель, а здесь каждая крепилась. «Может, другим и хочется спать, а я — ничего!» Они разговаривали, шутили и смеялись до тех пор, пока Вася не напомнил, что пора бы укладываться. Он пошел за сеном, решив про себя, что постелет девушкам на кровати, а сам ляжет на полу. Подруги вызвались помогать ему. Пропуская одну за другой с охапками сена, он задержался перед дверью. Вера шла последней. Вася вполголоса спросил, в каком конце Глядена живут они и чем приметен их дом. Зачем это ему понадобилось? Девушка коротко сказала:
— Старый, большой, на углу переулка. Тесовые ворота… Приедешь — любой человек тебе покажет наш дом.
Вася подождал за дверью, пока девушки укладывались. Стоял и прислушивался к бурану. Не утихает. Наверно, вот так же стоит во дворе и старик Дорогин, прислушивается к шуму непогоды: «Где дочь? Что с ней?..»
Надо поскорее дать знать, что Вера — жива. Подруги невредимы.