Сад (переработанное)

— С мороза-то ничего, есть можно.

— Даже сладенькое!

— Только мало. Мне бы еще столько, полстолька да четверть столька, — сказала Мотя. — Давайте искать!

Яблок больше не нашлось, зато подвернулась новая находка: из-под лавки Вера достала коричневую лесную губу, из тех, что растут на трухлявых березовых пнях. Волнистая! С белым узором!

— Девчонки, посмотрите! Какая красивая! Вот бы мне такую! Под карточку подставочка. Подаришь? — Подождала, пока парень кивнул головой. — Люблю разговаривать с не скупыми.

Вася начал свежевать зайца, подвесил тушку к деревянному крюку и, держа нож тремя пальцами (указательного и среднего на правой руке у него не было), бережно снимал шкурку. Вера поднесла лампу, чтобы посветить. И опять ей захотелось спросить — давно ли он потерял пальцы? Тем же неудачным выстрелом оторвало?.. Ишь, уже тремя наловчился работать!

Пока девушки за ее спиной балагурили и хохотали, Вера вполголоса все же завела разговор с парнем:

— На наше счастье ты сегодня отправился на охоту!

— Я пришел березу сеять, да буран помешал.

— Березу?! — Вера посмотрела широко раскрытыми глазами. — Зимой сеять?!

— Да, по снегу… Хочу посеять, чтобы выросли свои саженцы для лесных полос.

— Вот интересно! Никогда не слышала про такую посевную! — удивлялась Вера. И вдруг у нее вырвался беспокойный вопрос: — Тебя, наверно, дома ждут не дождутся?

— Нет… Мама привыкла к моим отлучкам. Знает, что я здесь могу заночевать.

— Ма-ма… — беззвучно повторила Вера. И сказала вслух: — Отцы, должно быть, меньше тревожатся?

— Вот не знаю, право… Я при отце-то на охоту не ходил: маленьким считался.

— Я за папу боюсь: растревожится, всю ночь глаз не сомкнет, а сердце больное… У девчонок теперь матери от горя воют. Должно быть, и живыми нас уже не считают…

Вася задумался: помочь бы надо, успокоить и девчат и родителей. Но до Глядена не меньше двадцати километров. В незнакомом углу Чистой гривы ветер может сбить с пути. Вот если лесом вдоль речки…

Вера тронула его руку, напоминая о тушке зайца. Они разрезали ее на мелкие части, вымыли и положили в котелок. Вера залила мясо водой, — посолила и поставила в печь.

Лиза прохаживалась, прихрамывая и вздыхая. Мотя толкнула ее к печи:

— Погрейся, а то у тебя губы смерзлись — молчишь.

Лизу усадили перед шестком. Подруги по обеим

сторонам подсели к ней, обнялись. Им было хорошо в этой теплой избе, хорошо оттого, что о них заботится молодой охотник, и они позабыли об усталости и о том, что дома тревожатся родные. Мотя запела высоким, чистым голосом:

Я любила воду пить,

Любила по воду ходить…

Лиза отозвалась:

Мимо дома милого Тропа моя любимая.

Обе посмотрели на Веру. Та, качнув головой, не замедлила ответить припевкой:

Много звездочек на небе,Но одна светлее всех…

Голос дрогнул. В душе она упрекнула себя — зачем так необдуманно запела эту частушку? Но подруги подхватили, и Вера, вскинув голову, пела вместе с ними:

Много мальчиков на свете,Но один милее всех.

Мотя, дурачась, громко выкрикнула:

А Семен милее всех!

Вера толкнула ее. Подруга рассмеялась:

— Могу и другое… Что твоей душеньке угодно…

И завела:

В поле рожь, в поле рожь Девушка посеяла…

Вера поморщилась — опять не то. Лучше бы что-нибудь смешное.

А девушки тем временем закончили частушку дружным озорноватым всплеском голосов:

Разнесчастную любовь Подруженька затеяла.

В этот вечер все сложилось как-то необычно. Необычным было и то, что Вера ни разу не вспомнила Семена Забалуева, а когда упомянули о нем — даже рассердилась. Отчего бы это? Уж не оттого ли, что молодой охотник из чужой деревни невольно услышал о ее тайне? Да какая же тут тайна, — в колхозе все знают, что Семен — ее жених. Но свой колхоз — свой дом. А эти болтливые девчонки готовы раньше времени на весь район раззвонить.

Мотя не любила, чтобы кто-нибудь из подруг грустил. Она схватила заслонку и ударила четырьмя пальцами:

Ой, девки, беда —Балалайка худа.Надо денег накопить,Надо новую купить.

Вера вскочила, повела плечом и, помахивая рукой, закружилась по избе. Глянув на нее, Вася хлопнул в ладоши и пошел вприсядку по неровному, шаткому полу.

Изба дрожала, казалось, не только от задорной пляски, но и от громких песен:

По заветной тропочке Износил подметочки,Только новые купил —Кто-то милую отбил.

Вася все сильнее и сильнее бил в ладоши; выпрямившись, гулко притопывал ногой. Мотя крикнула ему:

— Пимы расхлещешь!

Он только рукой махнул.