Сад (переработанное)

— Я не сомневаюсь… Только скорее бы…

В ту ночь никто из них не сомкнул глаз. Сидя вокруг стола, они проговорили до утра.

А с рассветом Елкин отправился в одну бригаду, Шаров— в другую.

И вскоре машины с хлебом двинулись в город.

6

Профессор Петренко сидел возле большого стола. Напротив него — Желнин. Он рассматривал снимки кустов неизвестной ему черноплодной рябины, обещал приехать на опытную станцию:

— Поддержим хорошее начинание.

Раздался приглушенный звонок телефона, будто по комнате пролетел шмель. Желнин встал и, извинившись, прошел к своему письменному столу.

— Давай, давай, — торопил по телефону своего собеседника и взял карандаш. — Говори…

Лицо у него посветлело, голос зазвучал сочно.

— Так, так… А сверх плана сколько?

Арефий Константинович осмотрелся. Между книжным шкафом и кабинетными часами в ореховой оправе стояли тоненькие снопики пшеницы. В кабинете пахло полем. Профессор подошел, взял самый высокий снопик. Красный колос длиною чуть не в четверть…

Положив трубку, Желнин нажал звонок; девушке, появившейся в дверях, сказал, чтобы она пригласила стенографистку, а потом снова заговорил с профессором.

— Любуетесь? Нашей пшеницей, слушайте, нельзя не любоваться!

— Восхищался ею в полях, — ответил Петренко. — И людьми тоже. Председателями, бригадирами. Со многими приходилось встречаться во время поездки по садам. Золотой народ! Работа у них трудная, жизнь не легкая. А их называют: «низовики». Из районных учреждений, как с облаков, им задания «спускают». Дадут одно, потом — прибавят. Не так давно я ночевал в колхозе у Шарова. Им дали новый план: сдавать хлеб за отсталых и нерадивых. Председателя исключили из партии. За что? Семена оставил с запасом. Боюсь, что у них все подметут. А весной тот же хлеб придется везти обратно, как семенную ссуду. Где же логика? А ведь у них были сортовые семена, лучшие в районе…

— Знаю, Арефий Константинович. Знаю, — кивал головой Желнин. — И мы уже вмешались: семена у них сохранены. Хотя и в обрез. Не так, как им хотелось. Не полуторный запас. Но на посев хватит. Зимовать, правда, будут без фуража. И на трудодень мало. Все из-за трудного хлебного баланса. Сибирь выручает страну… А с Шаровым мы разберемся. Все поправим.

Вошла стенографистка с тетрадью и карандашами. Петренко взялся за шляпу, но Желнин остановил его:

— Посидите еще минут пять. Не больше. А потом договорим все о садах…

Желнин прошел к столу, где лежала тетрадь с записями, и попросил стенографистку:

— Пишите. — Взволнованно кашлянув, начал диктовать четко и приподнято, не заметив вначале, что, по привычке, повторяет те же самые слова, что произносил перед нею и в прошлом, и в позапрошлом, и, наверное, еще в каком-то более раннем году. — Рады доложить…

И вдруг ему вспомнился Забалуев в садовой избушке, сотрясаемой громким хохотом Дорогина, и кровь прихлынула к щекам, голос осекся. Забалуев тогда, понятно, брякнул по своей ограниченности, но смех Дорогина… Неужели старик не мог сдержаться? Теперь этот смех показался неуместным и оскорбительным. Над чем тут смеяться? Это порядок: все пишут рапорты. И пишут вот так же. А им есть о чем доложить: родине сдано хлеба на семь миллионов пудов больше, чем в прошлом году…

Желнин отпустил стенографистку, вышел из-за своего огромного стола и взял профессора Петренко под руку:

— Поедемте обедать. Там и закончим…

7

Зима навалилась неожиданно круто. Утро было солнечным, теплым. Летали бабочки, жужжали шмели. А в полдень нависла черная туча, и в отсыревшем воздухе заколыхались, медленно опускаясь на землю, снежные хлопья. С каждой минутой их появлялось все больше и больше. И падали они все стремительнее и торопливее, будто вперегонки.

Весь день Шаров был в поле. Там, кроме колхозников, работали горожане. Одни лопатами выкапывали гнезда картошки, другие собирали ее и ссыпали в кучи, третьи грузили в машины.

Всюду пылали костры, и люди время от времени подходили погреть руки, черные от грязи.

Автомашины буксовали на дороге, засыпанной мокрым снегом, и приходили под погрузку все реже и реже. Шаров распорядился, чтобы кучи закрывали соломой и забрасывали землей. Может, еще удастся вывезти…

Приехала Векшина, окинула взглядом белое поле. Давно побитая морозом, бурая ботва уже едва виднелась из-под снега. Подошла поговорить с Шаровым. Все больше и больше располагал к себе этот человек с его поисками нового, с экономическими расчетами и беспокойством о завтрашнем дне. Далеко не все ему удается. Трудностей много. Вот и с картошкой не управились. Озабочен. Лицо стало черным. Сейчас напомнит: зря весной заставляли его увеличивать площадь под картошкой. И он оказался прав: даже раннюю не смогли вывезти в город — издрябла под солнцем.

Шаров требовательно и горячо говорил о неотложном:

— Деревне нужны новые машины. Машины и машины. Комбайны. Погрузчики. Посмотрите: роем землю, как кроты лапами. По-дедовски. С этим пора кончать…

Векшина одобрительно кивнула головой.

— Нам необходимы десять грузовиков. Вот так! — Шаров провел рукой по горлу. — Разрешите купить. Рассчитаемся молоком...