Сад (переработанное)

— Так ведь не для себя старается. Посмотрела бы, как ему трудно…

— И не подумаю. Напрасно вы…

— Я не собираюсь уговаривать. И не умею. Хочу, как женщина, поговорить. Как мать…

— А при чем тут мать?.. Если хотели напомнить, так... я и без того не могу забыть…

— Я тоже.

— Вы?.. Разве у вас… была дочка?

— Сын был… Единственный…

Дарья Николаевна подвинулась со своим стулом к собеседнице и, положив руку на ее плечо, ставшее покорным, рассказала о своей семье. Татьяна задумчиво опустила голову.

— Ты еще молодая, — тихо, душевно продолжала Векшина. — У тебя все впереди… Ребенка вам надо…

Татьяна встрепенулась, сняла руку Векшиной с плеча; тяжело дыша, достала платок и прижала к глазам,  переполненным слезами.

— Вначале я не хотела… Боялась: появится маленький, привяжусь к нему всей душой, а вдруг… Вдруг опять… — Она уткнулась лбом в стол и зарыдала. — Опять что-нибудь такое… Второй раз я не переживу…

— Понимаю. Все понимаю… — Дарья Николаевна гладила ее волнистые огненные волосы. — Первое время тебе тяжело было думать о ребенке. Ну, а теперь…

— Теперь?.. Теперь… — Татьяна распрямилась и широко открытыми, удивленными глазами, — удивленными, что в них иссякли слезы, — посмотрела на Векшину: — Откуда ты знаешь?.. Я говорила. У врача еще не была…

— Ничего я не знаю. Просто по догадке… Женщина ты молодая, муж вернулся…

— Кажется, догадка правильная… Но что мне делать? Я совсем голову потеряла…

— Поверь — все у вас наладится.

— Что?.. Чтобы я опять поехала туда… к нему, сама?

— Почему же сама? Он приедет за тобой.

— Он… У него, наверно, уже там…

— Родного мужа и так мало знаешь! Такие люди не мечутся из стороны в сторону. Он тебя любит…

— Любил… как будто.

— И будет любить. Всегда. Всю жизнь. Тем более что у вас появится ребенок.

— Опять ты про ребенка… А я еще сама… Еще не решила, как мне быть…

— Ждать его. Вместе с мужем ждать. Ведь это такое счастье — муж вернулся с войны невредимый…

Векшина порывисто встала и прошлась по комнатке, едва сдерживая волнение. Не расплакаться бы самой…

Она взглянула на часы: пора уезжать. Надо застать мать Татьяны в радиокомитете и поговорить с ней.

Взяла руку Шаровой и на прощанье слегка встряхнула.

— Уже уходишь?! — спросила та с искренним сожалением. — Я бы чай вскипятила…

— В другой раз, Татьяна Алексеевна. А сейчас я тороплюсь. Будь здорова! Я приеду к тебе через несколько дней...

Вернувшись в райисполком, Дарья Николаевна позвонила Шарову в Луговатку:

— Ну, Павел Прохорович, хватит тебе в бобылях ходить. Заводи машину и поезжай за женой. Успокой ее. Сколько можно уговаривать?.. А ты забудь про гордость и попробуй еще разок… Последний. Что «поймите, поймите»? Ничего я не хочу понимать. Или ты намеренно добиваешься того, чтобы сын родился без отца? Ты даже не знаешь?! Хорош папаша, нечего сказать! Да, да. Я, понятно, не предсказательница — может, и дочь родится. Не взыщи… Подарок Татьяне не забудь купить.

Положив трубку, Дарья Николаевна устало уткнула лицо в горячие ладони.

…Через несколько дней к Неустроеву пришла комиссия для проверки работы с кадрами. Вопрос выносится на бюро крайкома.

Неустроев недоумевал: «Почему направили комиссию к нам? По хлебозаготовкам район опять вышел на первое место в крае. Значит, поработали неплохо. Чего же еще?.. Может быть, из-за Шарова? Теперь ясно — перегнули немного. Восстановит его крайком. Ну, признаем ошибку, отменим свое решение. Вот и все».

За день до бюро Желнин пригласил его к себе, долго расспрашивал о председателях колхозов, под конец заметил:

В районе очень многим даны взыскания. Усердствуете! Одному — выговор, другому — строгий, третьему— с предупреждением… Это — признак слабости воспитательной работы. Поговорили бы своевременно с людьми. Важно — поддержать, разъяснить, вдохновить, и люди будут работать с огоньком: знают — для чего и во имя чего. Тут и зарождаются трудовые подвиги. А если ты человеку остудишь сердце… что же получится?

— Верно, недооценивали мы… — кивнул головой Неустроев.

И тут же стал объяснять, что он заботился о дисциплине, налагал взыскания на тех, кто не соблюдает директивы. А как же иначе? Порядок должен быть во всем. Вот хотя бы тот же Шаров. После выполнения районного плана хлебозаготовок райком отменил свое решение о нем, как ошибочное. Но сейчас выясняются его новые проступки. Как быть? Нельзя же закрывать на них глаза. Нарушает колхозный устав. Придумал пенсию. В колхозе! Без указаний сверху! Без разрешения Москвы! Для какого-то старика…

— Значит, поддержал колхоз Кузьму Венедиктовича?! — оживленно переспросил Желнин. — Ну, а как они это сделали? Через общее собрание провели? В каком размере пенсия? Сколько трудодней?

— А это… это…. — пожал плечами Неустроев. — Я не выяснял…

— Напрасно. И очень жаль, что ты не знаешь ничего о существе этого интересного новшества!

Сняв трубку с одного из телефонных аппаратов, Желнин попросил соединить его с Луговаткой, но было время обеденного перерыва и в конторе колхоза «Новая семья» не оказалось никого, кроме уборщицы.

Местная телефонистка обещала отыскать Шарова через колхозный радиоузел.