Сага о Форсайтах

– Верно! – согласился Сомс. Он помнил: Смизер и Джейн были свидетельницами самыми что ни на есть подходящими, то есть нисколько не заинтересованными в смерти Тимоти, так как им он ничего не отписал. Сомс счел эту предосторожность неподобающей, но такова была воля Тимоти. Кроме того, обеих служанок щедро обеспечила тетя Эстер. – Очень хорошо. До свидания, Смизер. Заботьтесь о нем и, если он когда-нибудь что-нибудь скажет, запишите и передайте мне.

– О да, мистер Сомс! Непременно так и сделаю! До чего приятно было вас повидать! Кук тоже обрадуется, когда я скажу ей.

Пожав руку Смизер, Сомс спустился в прихожую и не менее двух минут простоял возле вешалки, на которую столько раз вешал шляпу. «Вот так все и проходит, – подумал он. – Проходит и начинается с начала. Бедный старик!» И Сомс прислушался: вдруг по пролету лестницы до него долетит тот звук, который Тимоти издает, волоча по полу свою лошадку. Или покажется над перилами призрачное старческое лицо, и старческий голос скажет: «Так это же наш дорогой Сомс! А мы как раз давеча говорили, что он целую неделю к нам не захаживал!» Но нет – ничего! Только пахнет камфарой да пылинки кружатся в столбе света, проникающего через веерообразное оконце над дверью. Маленький старый дом! Мавзолей!

Повернувшись на каблуках, Сомс вышел и направился к железнодорожной станции.

V

Родной очаг

Он на своей родной земле,

имя его – Вэл Дарти[58]

В тот же четверг, на рассвете, тридцатидевятилетний Вэл Дарти, чувствуя себя персонажем Скотта, вышел из старого помещичьего дома на северном склоне сассекской меловой гряды, чтобы отправиться в Ньюмаркет, где он не был с осени 1899 года, когда тайком приезжал на тамошние скачки из Оксфорда. Задержавшись на пороге, он поцеловал жену и сунул в карман фляжку портвейна.

– Не перетруждай ногу, Вэл, и не ставь слишком много.

В минуту, когда она, глядя ему в глаза, прижималась грудью к его груди, он чувствовал, что и нога, и кошелек в безопасности. Он во всем будет соблюдать меру. От природы разумная и сообразительная, Холли всегда была права. Вэл женился на юной кузине, поддавшись романтическому порыву во время Бурской войны, и все последующие двадцать лет брака неукоснительно хранил ей верность, что не удивляло его самого так, как, вероятно, удивляло других. Хоть в нем и текла кровь Дарти, супружеская преданность не воспринималась им как жертва и не заставляла его скучать, ведь Холли, быстрая и ловкая, всегда немного опережала его настроение. Поскольку они приходились друг другу кузеном и кузиной, они решили, вернее, Холли решила не иметь детей, и теперь она была так же стройна и миловидна, как и в годы юности. Даже темные волосы еще не начали седеть, только кожа сделалась чуть желтее. Вэл восхищался тем, что, ведя его жизнь, жена ведет еще и свою собственную: с каждым годом становится все лучшей наездницей, не забрасывает музыку и ужасно много читает: и романы, и стихи, и кучу всего другого. На их ферме в Капской колонии Холли чудесно заботилась о «негритосских» женщинах и детишках. Она была действительно умна и притом не делала из своего ума шуму, не важничала. Никогда не отличавшийся смирением, Вэл со временем все же признал превосходство жены и притом не затаил на нее обиды – весьма ценная дань. Можно также отметить, что всякий раз, когда он смотрел на Холли, она это замечала, в то время как сама порой останавливала на нем взгляд незаметно для него.

Вэл поцеловал жену на крыльце, потому что не должен был целовать ее на станции, куда она собиралась его проводить, чтобы потом вернуть машину домой. Благодаря колониальному солнцу и норову лошадей, он приобрел загар и морщины. На Бурской войне он повредил ногу, что, вероятно, спасло его от гибели на следующей войне. И все-таки, невзирая на все это, он мало изменился со времени жениховства: широкая улыбка не утратила очарования, ресницы, пожалуй, сделались еще чернее и гуще, серые глаза, часто глядевшие с прищуром, блестели так же ярко, веснушки потемнели, а волосы лишь чуть-чуть засеребрились на висках. Он производил впечатление человека, который вел деятельную жизнь в солнечном климате, занимаясь лошадьми.

Резко развернув машину у ворот, он спросил:

– Когда приезжает Джон?

– Сегодня.

– Тебе для него что-нибудь нужно? Могу купить и в субботу привезти.

– Нет, но ты мог бы вернуться тем же поездом, на котором приедет Флер, – в час сорок.

Вэл пришпорил свой «форд». Он все еще водил машину, как житель страны со скверными дорогами, не признающий компромиссов и не пропускающий ни одной ямы – словно в каждой из них ему могло открыться царствие небесное.

– Эта молодая особа знает, чего хочет и как этого добиться, – заметил Вэл. – Тебе так не показалось?

– Показалось, – ответила Холли.

– Дядя Сомс и твой папа – довольно неловко, правда?

– Она не узнает, и он не узнает, ведь мы им, конечно, ничего не скажем. Это продлится всего пять дней, Вэл.

– Значит, нерушимая тайна… Ладно!