Сага о Форсайтах

Незачем было выказывать свои чувства перед посторонними, а Сомс предвидел, что расчувствуется, бродя по этим комнатам, которые так насыщены прошлым. Когда Смизер, взволнованно скрипя корсетом, удалилась, Сомс вошел в столовую и понюхал воздух. Пахло, как ему показалось, не мышами, а слегка подгнившим деревом. Он изучил стенные панели. Стоило ли их красить при том, сколько хозяину лет? Эта комната всегда была самой модной в доме. Губы и ноздри Сомса тронула легкая улыбка. Над дубовой обшивкой стены сохранили насыщенный зеленый цвет. С потолка, разделенного на квадраты декоративными балками, свисал тяжелый металлический светильник на цепи. Картины были все те же, которые Тимоти по дешевке купил у Джобсона шестьдесят лет назад: три «натюрморта» Снайдера, подковывание белого пони якобы кисти Морленда и два слегка подкрашенных рисунка – очаровательные портреты мальчика и девочки с инициалами «Дж. Р.» (Тимоти всегда верил, что автором этих вещиц может быть Джошуа Рейнольдс, но Сомс, которому они очень нравились, выяснил, что это всего лишь Джон Робинсон). Бордовые плюшевые шторы, десять темных стульев красного дерева с высокими спинками и мягкими сиденьями, тоже бордовыми, турецкий ковер, красного дерева стол, очень большой для столь небольшого помещения, – такова была комната, ни душой, ни телом не изменившаяся с тех пор, как Сомсу было четыре года. Посмотрев особенно внимательно на два рисунка, он подумал: «Куплю их с аукциона».

Из столовой он прошел в кабинет Тимоти, где, насколько помнил, раньше никогда не бывал. От пола до потолка сплошь тянулись книжные полки, которые Сомс стал с любопытством разглядывать. Одна стена была, по-видимому, целиком отведена поучительным книгам, изданным фирмой Тимоти два поколения назад. Некоторые из них стояли аж в двадцати экземплярах. Сомс прочел названия и содрогнулся. У средней стены были выставлены точно такие же томики, как у его отца на Парк-лейн, из чего он заключил, что Джеймс пошел однажды вместе с младшим братом в книжную лавку, где они купили одинаковые собрания. К третьей стене Сомс приблизился с еще большим интересом, предполагая, что она сообщит ему о собственном вкусе Тимоти. Так и оказалось: эти книги были сплошь муляжи. Четвертую стену целиком занимало окно, завешенное тяжелыми шторами, перед которым располагалось массивное кресло с пюпитром из красного дерева, на котором хозяина до сих пор дожидался пожелтевший сложенный номер «Таймс» от шестого июля 1914 года – в тот день Тимоти, словно готовясь к войне, впервые не вышел из своей спальни. В углу стоял большой глобус – модель мира, по которому Тимоти не путешествовал, так как был глубоко убежден, что ничего, кроме Англии, в действительности не существует. К тому же он не любил моря, с тех пор как одним воскресным днем 1836 года ему сделалось очень дурно на брайтонском прогулочном кораблике. Тогда с ним были Джули, Эстер, Суизин и Хетти Чесмен. Неприятность случилась по вине Суизина, который вечно забирал себе в голову всякие глупости и которого, слава богу, тоже укачало. Сомс прекрасно знал эту историю, слышанную им раз пятьдесят – по нескольку раз от каждого участника событий. Он подошел к глобусу и крутнул его, тот со слабым скрипом повернулся примерно на дюйм, обнаружив паука, скончавшегося на сорок четвертой широте.

«Мавзолей! – подумал Сомс. – Верно Джордж сказал». Он вышел из кабинета и стал подниматься на второй этаж. На лестнице остановился перед шкапчиком с чучелами колибри, которые так нравились ему в детстве. Ни на день не постаревшие, они все так же висели на проволочках над травой пампасов. Если открыть дверцу, птички не только не затрепещут крылышками, но, как Сомс подозревал, просто рассыплются. Это выставлять на торги не стоило! Внезапно Сомсу вспомнилось, как тетя Энн – милая старая тетя Энн, – держа его за руку перед этим шкапчиком, сказала:

– Смотри, Соми, какие они яркие и красивые – эти маленькие певчие птички!

Тогда он ответил:

– Тетушка, они же не поют!

Ему было, наверное, лет шесть. Он прекрасно помнил свой тогдашний костюмчик – черный, вельветиновый, с голубым воротничком. И тетю Энн: ее локоны, ее добрые руки, тонкие, как у паучка, старомодную серьезность ее орлиной улыбки. Вот уж была настоящая леди!

Сомс пошел дальше и приблизился к двери гостиной, по обе стороны которой висели миниатюры. Их он обязательно купит! Это были портреты всех четырех тетушек, дяди Суизина юношей и дяди Николаса ребенком. Их все написала году в 1830 одна молодая дама, друг семьи. В те годы такие миниатюры считались признаком аристократического вкуса и к тому же ценились за долговечность, ведь рисовали их на слоновой кости. О той леди ему неоднократно рассказывали: «До чего была одаренная, мой дорогой! И очень неравнодушно поглядывала на Суизина. Только вскорости заболела чахоткой и умерла – совсем как Китс. Мы часто говорили об этом».