Сага о Форсайтах

Вскоре, пожелав матери всего наилучшего и получив от нее поцелуй, Вэл отправился к своему букмекеру, оттуда – в «Айсиум», а из «Айсиума» – на станцию «Виктория».

VI

Джон

После двадцати лет жизни в Южной Африке миссис Вэл Дарти всей душой влюбилась – по счастью, в то, что ей принадлежало. Предметом ее обожания стал вид из ее же окон – поросшие зеленью меловые горы в ясном прохладном свете. Наконец-то она вернулась в Англию, которая в действительности оказалась еще прекраснее, чем в мечтах. Там, куда случай привел мистера и миссис Вэл Дарти, саут-даунсские холмы приобретали особое очарование, когда светило солнце. Будучи дочерью художника, Холли оценила редкую красоту их очертаний и их сияющую белизну. Она любила подняться по узкой лощине до холма Ченктонбери или до Эмберли, но до сих пор не делала попыток разделить это удовольствие с мужем, так как восхищение природой плохо уживалось в нем с форсайтским стремлением из всего извлечь какую-нибудь выгоду – например, использовать ценные свойства грунта для выездки лошадей.

Благодушно и плавно ведя домой «форд», Холли обещала себе, что, когда приедет Джон, она первым делом возьмет его с собой на горную прогулку: пускай увидит эти холмы под майским небом. Младшего единокровного брата она ждала с материнским чувством, которого не истощил Вэл. По возвращении из Южной Африки они прогостили в Робин-Хилле три дня, но Джона не видели – он был еще в школе. Поэтому воспоминания о нем ограничивались для Холли, как и для ее мужа, образом играющего у пруда солнечноволосого мальчика, всего в голубых и желтых полосках. Те три дня в Робин-Хилле были волнующими, печальными, неловкими. Воспоминания об умершем родном брате и об ухаживаниях Вэла, отец, так сильно постаревший за двадцать лет разлуки (при своей врожденной чуткости Холли не могла не заметить какой-то похоронной нотки в иронической мягкости его тона), а больше всего присутствие мачехи, которую она смутно помнила как «леди в сером» из тех времен, когда сама она была маленькой, а дедушка был жив и мадемуазель Бос так сердилась из-за того, что эта нарушительница границ давала здесь уроки музыки… Дух, мечтавший увидеть Робин-Хилл в полной безмятежности, не мог не смущаться и не страдать от всего этого. Но Холли прекрасно умела держать свои чувства при себе, поэтому встреча прошла вполне гладко. Когда отец поцеловал ее на прощание, его губы (она это ясно ощутила) дрогнули.

– Ну что, моя дорогая, – сказал он, – война не изменила Робин-Хилла, ведь правда? Если бы ты только могла привезти с собою Джолли! Кстати, как ты относишься к нынешним спиритическим бредням? Лично я боюсь, что если дуб умер, то умер наверняка.

По той теплоте, с какой Холли его обняла, он, вероятно, понял, что выдал свою тайну, и поспешил вернуться в ироническое русло:

– «Спиритизм» – странное слово. Вроде бы речь идет о духе, но чем меньше в этих теориях голословности, тем очевиднее их материальность.

– Это как? – спросила Холли.

– Посмотри на фотографии аур. Фотографический снимок невозможно сделать, если нет чего-то материального, на что падают свет и тень. Нет, так мы дойдем до того, что всякую материю станем называть духом или всякий дух материей – уж не знаю.

– Папа, разве ты не веришь в жизнь после смерти?

Джолион поглядел на дочь, и ее глубоко поразила странная грустная насмешливость его лица.

– Видишь ли, моя дорогая, я рад был бы найти в смерти что-нибудь утешительное. Я думал об этом, но пока, хоть убей, не вижу ничего такого, что свидетельствовало бы о вечной жизни души и чего нельзя было бы с тем же успехом объяснить телепатией, подсознанием или эманацией из кладовых этого мира. Я хотел бы верить, однако хотение порождает только мысли, а не факты.

Еще раз поцеловав Джолиона, Холли испытала чувство, подтверждавшее его теорию о превращении всего материального в дух: лоб отца и правда показался ей каким-то невещным.

Но самое острое впечатление за те три дня в Робин-Хилле Холли получила, когда незаметно для своей мачехи наблюдала, как та читает письмо Джона. Ей показалось, что за всю свою жизнь она не видела ничего более милого. Ирэн, всецело поглощенная чтением, стояла у окна, и свет падал на ее лицо и красивые поседевшие волосы. Губы с улыбкой шевелились, глаза смеялись и танцевали, свободная рука была прижата к груди. Холли отошла, убежденная в том, что увидела совершенную любовь, и что Джон наверняка окажется чудесным молодым человеком.

Ее ожидания оправдались, когда она увидела его выходящим из вокзала с вещевым мешком в руке. Он немножко напоминал Джолли – давно утраченного кумира ее детства, – только глядел он более взволнованно, менее чинно, глаза сидели глубже, из-за отсутствия шляпы волосы казались ярче. Вообще говоря, он был очень даже интересен – этот «маленький» брат!