Сейчас бы видеть его глаза, которых нет, и лицо, которого не усмотришь за спиной…
– Почему бы тебе не пойти со мной? – предложил Ситрик. – Одним калекой больше – двумя ногами сильнее.
Асгид хмыкнул.
– И кто присмотрит за моим лесом? – Он покачал головой. – Если я уйду отсюда дальше чем на тысячу шагов, мой лес либо сожгут и распашут, либо бросятся в него чёрные твари. Выродки… Чахлая месть новому богу и безропотным людям его от тех, что были свергнуты.
– Да, – тихо сказал Ситрик.
– Что да?
– Я согласен. Я поделюсь с тобой покровом, – на одном дыхании произнёс Ситрик и повернулся к Асгиду лицом.
Тот улыбался косой, дёргающейся улыбкой – он постоянно чувствовал боль.
– Вот и славно. А я сделаю вид, что не слышал ни запаха пепла, ни жара огня, – кивнул он так, что рога его нависли над Ситриком двумя башнями. – Так вот, слушай меня, богомолец. Зелёного покрова нет, и давно уж никто его не ткал.
Ситрик недоумённо поднял брови. Это не то, что он рассчитывал услышать от древнейшего из хульдр. Асгид вдоволь насладился его изумлением и продолжил:
– Тебе не Зелёный покров надо искать, а колдуна, что сможет его изготовить. Я знавал лишь одного такого, но он погиб. Можешь отыскать его семью. Наверняка там помнят, как соткать из трав полотно.
– Где же? – тихо спросил Ситрик.
– На окраинах Ве, на северо-восходе. Раньше можешь не глазеть по сторонам, богомолец, да никого не спрашивать – никто больше тебе не скажет, где найти колдуна. Да и нет их сейчас в этих землях.
– Спасибо тебе, Лесной ярл, – прошептал Ситрик и низко поклонился.
Асгид снова хмыкнул.
– Услуга за услугу, богомолец. Можешь идти. А мне остаётся лишь пожелать тебе удачи в долгой дороге. Путь к Ве не близок.
– Я знаю, – прошелестел Ситрик.
Асгид вернулся к дереву, тронул жёсткими пальцами новую отросшую от яблони веточку. Под ногами его шмыгнула серая кошка. Ситрик, разрываемый противоречивыми чувствами, скорей вернулся в тень крон и долго чувствовал на себе ослеплённый взгляд, пока тропа не вернула его к дому Бьёрна и Бирны.
Ситрик никогда не был так далеко от Онаскана. Всё, что видел он за свои семнадцать лет, ограничивалось стенами столицы, монастырём на маленьком острове, выселками да крошечной частью леса, где он охотился вместе с Ольгиром и его домашней стражей.
Бьёрн и Бирна рады были такому гостю, как Ситрик, но пришла пора прощаться. Шестнадцать ночей он провёл под крышей их приветливого и тёплого дома, и за то время силы успели вернуться к нему. Бирна кормила Ситрика вкусной и сытной пищей, ухаживала за богомольцем, как за родным братом, а то и сыном. Дала ему новую одежду, что была перешита с плеча Бьёрна, а из тёмных одежд послушника изготовила тёплый плащ, каким впору было укрываться от снега. Еды с собой она выдала так много, что часть вещей Холя пришлось оставить дома. Огненная птица упросила оставить ему хотя бы плащ, штаны да рубаху, а главное – топорик.
– Столько вещей оставили, так что придётся вам вернуться, – с грустной улыбкой проговорила Бирна, обнимая на прощание Ситрика.
Тяжело было уходить из дома, и сердце щемило от боли. Ситрик подумал о том, что не простился с родными. Бросил их, убежал, скрываясь от правосудия. Где-то в Онаскане теперь горевала его мать, утирая слёзы седой косой, да злились старшие братья, все как один служившие в хирде ярла Агни. А ведь хирд, вторую семью, он тоже когда-то бросил.
Бирна обнимала его, тепло прижимая к сердцу. От её волос пахло мукой и свежеприготовленной пищей. Не зверем. Не скоро Ситрик учует этот запах вновь.
Сорвался он в путь, как бродяга, коего гнали вдаль шальные ноги. Но Ситрика тащил вперёд долг. Не только Ингрид теперь он был должен услугу…
Прежде его волочил прочь от Онаскана, от родного дома и края, лишённый смысла страх. С целью, с долгом, что повесили ему на грудь, стало проще идти вперёд, хоть он и продолжал недоумевать, как согласился на всё это.
Оставшийся за спиной дом Бирны тянул к себе верёвками, а от него шёл мосток и в дом матери, где родился и вырос Ситрик. Он хотел повернуть назад, пока был не так далеко от Онаскана, не понимая, будет ли он трусом, вернувшись на суд и скрывшись от ноши долга, или же станет трусом, сбежав из города, ведомый долгом и дурной судьбой отступника. Судьбой предателя.
Ситрик усмехнулся с горечью.
Отступник и предатель. Вот кто он.
Дорога почти всегда была пуста, точно он один остался во всём мире. Громадный, гигантский мир, до горизонта сереющий лесом и вересковыми прогалинами на каменистой острокраей земле. Вся жизнь держалась у рек, и с некоторых высоких берегов было видно, как ходят по полям рыб ладьи да как отплывают от небольших селений рыбаки.