Монахиня кивнула и удалилась, а сестра Томас закрыла дверь. Некоторое время она стояла прислонившись спиной к двери, чувствуя охватившую ее слабость. Она не ожидала, что Роза приедет. Выпрямившись, она подошла к Распятию, висевшему на голой стене рядом с кроватью, и опустилась на колени. Сложив руки, она начала молиться. Ей показалось, что она только вчера пришла сюда, что она все ещета испуганная Дженни, которая всю жизнь пыталась скрыть от самой себя свою любовь к Господу.
Она вспомнила добрый голос матери-настоятельницы, когда встала перед ней на колени и, плача, уткнулась лицом в мягкую материю ее платья. Снова почувствовала прикосновение к голове ее нежных пальцев.
— Не плачь, дитя мое, и не бойся. Дорога к Господу может быть горестной и трудной, но наш Спаситель Иисус Христос не отказывает никому, кто действительно стремится к Нему.
— Но я грешна, преподобная мать.
— А кто из нас без греха? — мягко сказала преподобная мать. — Если ты расскажешь о своих грехах Ему, который принимает на себя все наши грехи, и убедишь Его в своем раскаянии, то он подарит тебе свое святое прощение, и ты войдешь в Его дом.
Она сквозь слезы посмотрела на преподобную мать.
— Значит, мне можно остаться?
— Конечно, дитя мое, — ласково ответила настоятельница.
Сестра Томас вошла в комнату для посетителей, и Роза поднялась из кресла навстречу ей.
— Дженни? — нерешительно сказала она. — То есть... сестра Томас...
— Роза, как я рада видеть тебя.
Роза посмотрела на нее. Большие серые глаза и милое лицо принадлежали Дженни, но спокойная безмятежность исходила от сестры Томас. Внезапно Роза поняла, что лицо, на которое она сейчас смотрит, она уже видела однажды на экране: увеличенное в тысячу раз и полное той же любви, когда Магдалина протянула руку, чтобы дотронуться до рубища Спасителя.
— Дженни, — сказала она, улыбаясь, — я так рада, что не могу не обнять тебя.
Сестра Томас протянула к ней руки.
Потом они гуляли по тихим тропинкам под полуденным солнцем и, поднявшись на вершину холма, остановились там, разглядывая зеленую долину, простиравшуюся под ними.
— Его красота повсюду, — мягко сказала сестра Томас, поворачиваясь к подруге. — Я нашла свое место в Его доме.
Роза посмотрела на нее.
— Как долго тебе оставаться послушницей?
— Два года, до мая.
— А что потом? — спросила Роза.
— Если я докажу, что достойна Его милости, то надену черное покрывало и понесу Его милосердие всем, кто в нем нуждается. — Сестра Томас заглянула Розе в глаза, и та еще раз увидела в них безбрежную безмятежность. — И я гораздо счастливее многих, — смиренно добавила сестра Томас. — Ведь Он уже научил меня своему делу. Мой опыт работы в больнице поможет мне, куда бы меня ни послали. На этом поприще я смогу принести наибольшую пользу.
Книга девятая
Джонас — 1945
1
За окном нещадно палило июльское солнце, но здесь, в кабинете генерала, работающие во всю кондиционеры поддерживали нормальную температуру. Я посмотрел на Морриса, затем, через стол, на генерала и его штаб.
— Дело в том, джентльмены, — сказал я, — что КЭДЖЕТ Х.Р. легко набирает скорость шестьсот, тогда как английский «Хевилэнд-роллс», как они хвастаются, только пятьсот шесть с половиной. — Я улыбнулся и встал. — А теперь, джентльмены, если вы выйдете наружу, то я вам это продемонстрирую.
— Мы не сомневаемся в ваших способностях, мистер Корд, — сказал генерал. — Если бы у нас были хоть малейшие сомнения на ваш счет, вы бы не получили этот контракт.
— Тогда чего мы ждем? Пошли.
— Одну минутку, мистер Корд, — быстро сказал генерал. — Мы не можем позволить вам демонстрировать самолет.
Я посмотрел на него.
— Почему?
— Вам не разрешается летать на реактивных самолетах, — сказал он, глядя на лист бумаги, лежащий перед ним на столе. — При медицинском обследовании у вас обнаружилась несколько замедленная реакция. Конечно, ничего страшного, учитывая ваш возраст, но вы должны понять, что мы не можем позволить вам лететь.
— Что за чепуха, генерал. А кто, черт возьми, вы думаете, пригнал этот самолет сюда?
— Тогда это было ваше полное право, — ответил генерал. — Это был ваш самолет. Но в тот момент, когда колеса его коснулись посадочной полосы, он, в соответствии с контрактом, стал собственностью вооруженных сил. И мы не можем рисковать, позволяя вам лететь на нем.
Я в ярости сжал кулаки. Правила, кругом сплошные правила. Всегда были какие-нибудь неприятности с этими контрактами. Еще вчера я мог слетать на этом самолете на Аляску и обратно, и никто не посмел бы меня остановить, они просто не догнали бы меня. Скорость нового самолета была на двести миль в час выше, чем у любого обычного армейского самолета. Когда-нибудь я выберу время прочитать эти контракты.
Генерал улыбнулся, вышел из-за стола и приблизился ко мне.
— Я понимаю вас, мистер Корд, — сказал он. — Когда врачи сказали мне, что я слишком стар для боевых вылетов, и усадили за стол, я был не старше, чем вы сейчас. И мне это понравилось не больше, чем вам. Никто не любит, когда ему говорят, что он постарел.