— Герр Корд, — хрипло прошептал он, — война не продлится шесть месяцев.
— Конечно, нет, — мягко согласился я. Штрассмеру нельзя было перечить, а, по возможности, следовало успокоить его. Я надеялся, что соображу по ходу дела, как поступить дальше. Повернувшись к раковине, я предложил:
— Позвольте налить вам стаканчик...
— Она закончится в следующем месяце.
Похоже, что все мои мысли отразились у меня на лице, потому что, увидев мой раскрытый рот, Штрассмер быстро сказал:
— Нет, я не сумасшедший, герр Корд. Никому другому я бы этого не сказал, только вам... Так я смогу отплатить вам за спасение моей жизни, ибо знаю, как это важно для вашего бизнеса.
— Но... но каким образом...
— Большего я вам сказать не могу, — оборвал он меня. — Поверьте мне. В следующем месяце Япония будет раздавлена! — Штрассмер повернулся и почти выбежал на улицу.
Некоторое время я смотрел ему вслед, потом подошел к раковине и умыл лицо холодной водой. Похоже, что с головой у меня было похуже, чем у него, потому что я начинал верить в то, что он сказал. Но почему? Да, мы потрепали япошек, но они еще удерживают Малайю, Гонконг и голландскую Ост-Индию. А с их философией камикадзе будет довольно сложно закончить войну в течение одного месяца.
Я все еще рассуждал об этом, когда мы с Моррисом ехали к поезду.
— Знаешь, кого я здесь встретил? — спросил я у него и, не дожидаясь ответа, сказал: — Отто Штрассмера.
Моррис облегченно улыбнулся. Наверное, он полагал, что я ему устрою разнос за то, что он ничего не сказал мне о том пилоте.
— Хороший маленький человек, — сказал Моррис. — Как у него дела?
— Да вроде все в порядке. Он возвращался в Нью-Йорк. — Я посмотрел в окно на пустыню. — Между прочим, ты не слышал, над чем он работал?
— Точно не знаю.
— Ну а примерно?
— Я слышал кое-что, — сказал Моррис, — от одного друга в Клубе инженеров, который тоже немного работал над этой проблемой. Он говорил, что это называется Манхэттенский проект, что он связан с профессором Эйнштейном.
У меня в изумлении поднялись брови.
— А что мог Штрассмер делать для такого человека, как Эйнштейн?
Моррис снова улыбнулся.
— Но ведь изобрел же Штрассмер пластмассовые пивные кружки, которые прочнее металлических?
— Ну и что?
— Возможно, что профессору понадобилось, чтобы Штрассмер изобрел пластмассовый контейнер для хранения его атомов? — смеясь, предположил Моррис.
Я почувствовал громадное возбуждение. Контейнер для атомов, энергия в бутылке, готовая взорваться, если вынуть пробку. Маленький человек не был сумасшедшим, он знал, о чем говорил. Сумасшедшим был я.
Я был уверен, что произошло чудо. Штрассмер и его друзья приехали в пустыню и сделали это чудо. Теперь они уезжают домой, их работа закончена. Меня совершенно не интересовало, что это была за работа и как они ее делали. Но я был глубоко уверен, что это произошло.
Чудо, которое положит конец войне.
2
Я вышел из поезда в Рино, а Моррис поехал дальше в Лос-Анджелес. Не было времени звонить Роберу на ранчо, поэтому на фабрику я отправился на такси.
Мы проехали под вывеской «Корд Эксплоузивз» через стальные ворота, которые теперь на милю отстояли от основного здания фабрики.
Во время войны фабрика стремительно разрослась, как, впрочем, и все другие наши предприятия. Казалось, что не имеет значения, чем мы занимаемся — нам всегда не хватало места.
Я расплатился с шофером, он уехал, а я стоял и смотрел на старое здание фабрики. Оно выглядело тусклым и обветшалым по сравнению с новыми корпусами, и одна лишь белоснежная крыша по-прежнему сверкала на солнце. У меня никогда и мысли не возникало перенести свой кабинет в новое здание, как это сделали другие члены администрации. Тщательно раздавив каблуком сигарету, я вошел в здание.
Здесь пахло как всегда, и, как всегда, когда я проходил мимо рабочих, я услышал их шепот: «Сынок». Сынок. Двадцать лет минуло с той поры, как умер мой отец, большинство из тех, кто знал меня тогда, уже не работали на фабрике. И все-таки по-прежнему меня называли здесь именно так. Даже молодые, которые были в два раза моложе меня.
Кабинет тоже не изменился. Большой тяжелый стол и кожаные кресла обветшали и потрескались. Секретаря в приемной не было, да это меня и не удивило, ведь меня не ждали.
Я сел за стол и щелкнул тумблером переговорного устройства, напрямую соединенного с кабинетом Макаллистера, который располагался в новом здании в четверти мили отсюда. В голосе его послышалось удивление.
— Джонас! Откуда ты?
— От военных. Мы отогнали им новый самолет.
— Отлично. Он им понравился?
— Думаю, что да, — ответил я. — Они не доверили мне летать. — Я нагнулся и, открыв дверь шкафчика, стоящего рядом с телефонным столиком, достал бутылку виски, которая всегда стояла там. — Чем нам грозит расторжение военных контрактов, если война кончится завтра?
— Компании взрывчатых веществ? — спросил Макаллистер.
— Всем компаниям, — ответил я, зная, что у него хранятся копии всех контрактов, которые мы заключали, потому что этот кабинет он считал своим родным домом.