Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу

Небеса разверзлись, и их вытошнило горькой, как желчь, правдой прямо на Байрама – так ему показалось. Ревность, не абстрактная, а воплощённая в большом сильном теле Учителя и оттого ещё более мучительная, пронзила его, как стрелы – святого Себастьяна. Почему же жизнь настолько несправедлива: одним достаётся всё, а другим – ничего?! Он, Байрам, бегал за Афсаной как привязанный, делал комплименты её сомнительной внешности, даже нарисовал её портрет (Мамед как верный друг заявил, что это портрет оборотня-верблюда на стадии трансформации в человека), а она, стерва такая, влюбилась в этого старого танцора. И Бану… Теперь у него не осталось сомнений. Не поздоровавшись с некстати шедшим навстречу ректором, Байрам помчался прочь из института, обгоняя холодный ветер. Был он тощий и лёгкий, поэтому бежал быстро, правда, так же быстро устал. Ленивая кровь разбежалась по венам, в кои-то веки омыла мозг, и тот транслировал в память Байрама когда-то где-то услышанную красивую фразу: «Надо искоренить зло». Кажется, теперь он понял, что это означает. У отца должен быть припрятан выкидной нож. Байрам так торопился, что ветер раздул его расстёгнутую куртку, приподнял, как воздушный шар, на несколько сантиметров от земли и понёс в сторону дороги, где движение в это время дня было особенно оживлённым. Завопив, Байрам уцепился за фонарный столб и почувствовал себя вымпелом.

Бану неожиданно обнаружила, что ей придётся танцевать ненавистную до судорог бачату на чемпионате. Она собралась было дать решительный отпор пышущему энтузиазмом Веретену, но потом подумала, что глупо ругаться с ним из-за такой мелочи, и вообще, продав коня, уздечку не зажимают. Значит, придётся взять себя в руки, употребить всё доступное актёрское мастерство и изобразить три минуты страсти перед залом, полным зрителей, с этим её партнёром, Вагифом, который, хоть и раздражал её глупостью и упрямством, выглядел всё же не настолько ужасно. Вот, например, Гюльбадам, постоянный партнёр Юли (одной из немногих девушек, которых Бану различала в этой школе, потому что все остальные здесь казались почему-то одинаковыми, как будто на конкурсе двойников), был такой некрасивый, что, даже когда он появился на свет, молодая акушерка подавилась слюной и чуть не задохнулась, а чуть позже вообще зареклась иметь дело с детьми, которые с непредсказуемыми лицами вылезают из своих матерей.

С приближением чемпионата Веретено всё чаще впадало в несвойственную ему раздражительность. Однажды он был настолько не в духе, что, показывая какое-то движение Бану, всегда танцевавшей с распущенными волосами, которые хлестали мягкими концами лица партнёров, взял её за волосы, отвёл их назад, зажав в кулаке, и приказал:

– Научись их вот так собирать в следующий раз.

Но Бану, с некоторых пор взрывавшаяся быстрее, чем паровой котёл с вышедшим из строя предохранительным клапаном, агрессивно прошипела:

– Если они вам не нравятся, постригусь наголо.

Веретено обиженно насупило свои невероятные, напоминающие формой циркумфлекс, брови и пошло на попятную, по своему обыкновению:

– Нет, ну не надо так крайне. Просто я, сколько лет танцую, столько волос мне в рот попали.

– И чьи были самые вкусные?

Веретено озадаченно усмехнулось и поспешило убраться подобру-поздорову. Бану ещё долго возмущённо пыхтела, хотя дело было пустяковое.

– Ты почему всё время без настроения? – спросил её Вагиф.

– Я с настроением, просто оно у меня плохое. Танцуем!

Ночью, часа в четыре, она проснулась от кошмара, в котором ей привиделось, что её душат её же собственными волосами. Она вскочила в постели с хриплым вскриком и сразу схватилась за ножницы, мечтая отрезать волосы ко всем чертям. Только невероятное усилие воли позволило ей удержаться от соблазна. Днём она попросила маму подстричь себя. Печально глядя на падающие на пол светлые пряди, Бану подумала, что избавляется от своего главного украшения и что волосы длиной до плеч никогда не будут смотреться так же впечатляюще, как волна волос, струящаяся до пояса и по непонятной причине раздражающая Веретено.

Наступил февраль – месяц смутный, изворотливый и полный компромиссов. Все, кто когда-либо отмечал День святого Валентина в угнетающем одиночестве, знают, насколько лицемерен и неприятен февраль – единственный месяц, которому сделали обрезание.

Чёрный день Всех Одиноких настал, и народу на танцах собралось в два раза меньше, чем обычно. С убийственной жизнерадостностью скакавшее по залу Веретено вскричало:

– Ну, я так понимаю, шут собрались все, кто не влюблённые!

– Или влюблённые безответно, – пробурчала Бану. Стоявший рядом парень с недоверием покосился на неё. Донельзя мрачные лица всех присутствовавших говорили о том, что они чувствовали себя связанными общей напастью. Партнёров, как всегда, не хватало, и Веретено сказало: