Сальватор

Не ведаю, существует ли история города Сен-Мало, но знаю точно, что ни один приморский город не мог бы, как он, похвастаться тем, что дал миру более верных сынов, а Франции - более отважных мореплавателей. Наряду с Дюгеем-Труэном и Сюркуфом мы могли бы привести имя корсара Кристиана, или - если читателю угодно знать не только его военную кличку, но и родовое имя, - Пьера Эрбеля, виконта де Куртенея.

Чтобы поближе познакомить с ним желающих, достаточно рассказать о первых его шагах.

С 1786 года, то есть, едва достигнув шестнадцатилетнего возраста, Пьер Эрбель стал матросом каперного судна, на которое двумя годами раньше поступил волонтером.

Захватив в плен шесть английских кораблей за одну кампанию, судно это, снаряженное в Сен-Мало, тоже оказалось в плену и было отправлено на Портсмутский рейд, а экипаж был рассредоточен по понтонам [Старые суда, стоявшие на якоре и служившие складами, казармами или тюрьмами].

Юного Эрбеля вместе с пятью другими матросами отправили на понтон "Король Жак". Они пробыли там год. На нижней палубе им смастерили что-то вроде вонючей каморки, служившей камерой шестерым пленникам. Она проветривалась и освещалась через один-единственный портик [Отверстие в борту судна] в фут шириной и шесть дюймов высотой. Через это же отверстие несчастные могли полюбоваться небом.

Однажды вечером Эрбель, понизив голос, сказал товарищам:

- Неужели вам не надоело здесь сидеть?

- Чертовски надоело! - ответил за всех парижанин, время от времени развлекавший товарищей шутками.

- Чем вы готовы пожертвовать, чтобы отсюда выйти? - продолжал молодой человек.

- Рукой, - сказал один.

- Ногой, - отвечал другой.

- Глазом, - вставил третий.

- А ты, Парижанин?

- Головой.

- Так-то лучше! Ты не торгуешься и подойдешь мне.

- Что значит "подойду тебе"?

- Вот именно - подойдешь.

- Что ты хочешь сказать?

- Я решил нынче ночью убежать, а поскольку ты готов, как и я, рискнуть жизнью, мы сбежим вместе.

- Эй, давай без глупостей, - предупредил Парижанин.

- Расскажи, что ты задумал, - попросили другие.

- Сейчас... С меня довольно этой теплой водицы, которую они называют чаем, и этой тухлятины, зовущейся говядиной, и этого тумана, что зовется у них воздухом, и этой холодной луны, которая для них - солнце, и этой сырной головы в сливках, которую они зовут луной! Я ухожу.

- Каким образом?

- Вам это знать ни к чему, потому что я возьму с собой

только Парижанина.

- А почему одного его?

- Мне не нужны люди, которые торгуются, когда речь идет о Франции.

- Да не торгуемся мы. черт побери!

- Тогда другое дело. Вы готовы пожертвовать жизнью ради дела, которое нам предстоит предпринять?

- А у нас есть хоть маленькая надежда?

- Да, один шанс.

- А против?

- Против девяти.

- Мы согласны.

- Ну и отлично - Что от нас требуется?

- Ничего.

- Ну все-таки...

- Смотрите на меня и молчите, вот и все.

- Это дело нехитрое, - заметил Парижанин.

- Не так уж это просто, как ты думаешь, - возразил Эрбель, - а пока молчок!

Эрбель снял с шеи галстук и знаком приказал соседу сделать то же. Затем так же поступили и остальные.

- Хорошо, - похвалил Эрбель.

Он связал галстуки, продел их в портик и свесил за борт, словно удочку, потом стал тянуть на себя.

Конец веревки оказался сухим.

- Дьявольщина! - выругался он. - Кому не жаль рубашки?

Один из пленников снял рубашку и свил из нее веревку.

Эрбель привязал веревку к галстукам, приладил на конце камень в виде грузила и повторил ту же операцию.

Теперь конец веревки намок. Значит, она достала до воды.

- Отлично! - обрадовался Эрбель.

И он забросил свою удочку.

Ночь была темная, и разглядеть веревку в этой мгле было невозможно.

Товарищи наблюдали за ним с беспокойством и хотели знать, что он задумал, но он знаком приказал всем молчать.

Прошло около часа.

Портсмутский колокол прозвонил полночь.

Пленники с тревогой считали удары.

- Двенадцать, - молвил парижанин.

- Полночь, - подтвердили остальные.

- Времени терять нельзя! - заметил Эрбель. - Тихо!

Все снова замерли.

Спустя несколько минут Эрбель просиял.

- Клюет, - сообщил он.

- Отлично! - подхватил Парижанин. - Теперь поводи немного!

Эрбель подергал за веревку, как за шнур колокольчика.

- Все еще клюет? - спросил Парижанин.

- Есть! - обрадовался Эрбель.

Он стал подтягивать удочку на себя, а другие пленники привстали на цыпочки, пытаясь увидеть, что он вытянет.

Вытянул он небольшое стальное лезвие, тонкое, как часовая пружина, острое, как щучий зуб.

- Знаю я эту рыбку, - молвил Парижанин, - она зовется пилой.

- И ты знаешь, под каким соусом ее готовят, а? - отозвался Эрбель.

- Отлично знаю.

- Тогда не будем тебе мешать.

Эрбель отвязал пилу, и через пять минут она бесшумно вгрызлась в бок "Королю Жаку", расширяя портик, чтобы через него мог пролезть человек.

Тем временем Парижанин, гибкий ум которого умел связывать между собой различные факты так же ловко, как Пьер Эрбель - галстуки, шепотом рассказывал товарищам, каким образом Эрбель добыл пилу.