- Капитан! Я бываю дома по понедельникам, средам и пятницам от трех до пяти часов пополудни. В пять я обедаю, и если вы пожелаете иногда оказать мне честь, разделив со мной скромную трапезу, я буду счастлив: моя жена без ума от морских сражений, и вы нас обоих порадуете, рассказав что-нибудь из своего прошлого.
- С удовольствием, сударь, - кивнул капитан, опуская карточку в карман. - Сражения, на мой взгляд, и существуют для того, чтобы о них рассказывать.
- Совершенно справедливо, сударь, совершенно справедливо! - с поклоном ответил любитель и удалился.
После этой своей победы капитан пуще прежнего стал расхваливать каждую картину и завоевал сердца двух-трех других любителей, пораженных, как и первый, справедливостью его суждений и его пылкой любовью с простой живописи.
Через два часа он завоевал всеобщее восхищение.
За ним ходили по пятам по мастерской и слушали его со вниманием и сосредоточенностью прилежных учеников, внимающих прославленному профессору.
Это представление - в полном смысле этого слова - продолжалось до пяти часов, то есть до того времени, когда, как мы уже упоминали, посетители расходились.
В тот момент, как слуга Петруса отворил дверь, чтобы напомнить об окончании осмотра, капитан повернул картину, прислоненную лицом к стене и словно не предназначавшуюся для продажи.
Это был эскиз битвы "Прекрасной Терезы" с "Калипсо", который Петрус набросал однажды после оживленного рассказа отца.
Едва взглянув на картину, Пьер Берто восхищенно вскрикнул, заставив остановиться тех, что уже потянулись к выходу.
- Клянусь морским богом, я не думал, что такое возможно! - вскричал он.
Несмотря на просьбу лакея, присутствовавшие столпились вокруг капитана - Что вы хотите сказать, сударь? - в один голос спросили человек двадцать.
- Ах, господа, - не унимался капитан, вытирая глаза, - простите мое волнение. Но когда я увидел, как точно передано одно из первых сражений, в которых мне довелось принять участие и прославиться, должен сказать, что слезы сами собой хлынули у меня из глаз.
- Плачьте, капитан, плачьте! - загомонили посетители.
- Только один человек, - прибавил капитан, - мог бы с такой невероятной точностью передать бой "Калипсо" и "Прекрасной Терезы", но этот человек никогда не держал в руке кисти.
- Кто же этот человек? - спросили присутствовавшие; их внимание было возбуждено до последней степени этим драматическим эпизодом.
- Я имею в виду капитана "Прекрасной Терезы".
- А этим капитаном были вы, сударь, верно? - проговорили сразу несколько голосов.
- Нет, не я, - величаво взмахнув рукой, возразил Монтобанн-Верхолаз, капитаном был мой верный друг Пьер Эрбель.
Что с ним сталось с тех пор, как мы расстались в Рошфоре после безуспешной попытки спасти императора... я хотел сказать Бонапарта.
- Говорите "император"! - подхватили некоторые особенно отчаянные из посетителей.
- Да, император! - вскричал капитан. - Сколько бы у него ни оспаривали этот титул, он носил его с честью. Простите его старому слуге этот, возможно, неразумный пыл.
- Да, да, - проговорили сразу несколько человек. - Однако вернемся к капитану Эрбелю!..
- Бог знает, где он теперь, несчастный старик, - продолжал капитан, подняв глаза и простерев руку к небу.
- Сударь! - молвил лакей, которому эта трогательная сцена мешала выпроводить посетителей. - Не знаю, где находится капитан Эрбель ныне, но неделю назад он был здесь.
- Капитан Эрбель? - громовым голосом пророкотал посетитель.
- Он самый, - подтвердил лакей.
- И вы говорите, что не знаете, где он сейчас?
- Ну, я просто не так выразился: должно быть, он в СенМало.
- Я лечу к нему! - вскричал капитан, устремляясь к двери и увлекая за собой других посетителей.
Вдруг он остановился, так что следовавшим за ним любопытным пришлось отхлынуть назад.
- А вы не ошибаетесь? - спросил он слугу. - Точно ли вы видели капитана?
- Да, вот на этом самом месте.
- В этой мастерской?
- Да.
- Вы уверены в том, что говорите?
- Еще бы! Я сам провел его наверх, или, если быть точным, он сам спустил меня вниз.
- За что?
- Я не хотел его сначала пропустить.
- А зачем бы моему старому другу приходить в мастерскую художника? спросил капитан.
- Да ведь этот художник - его сын, - пояснил лакей.
- Как?! - вскричал капитан, делая два шага вперед. - Известный художник Петрус - сын прославленного капитана Эрбеля?
- Да, сударь, его родной сын, - отвечал слуга, - а также племянник генерала де Куртенея.
- Я - моряк и не знаю сухопутных генералов, особенно если они стали генералами в армии Конде.
Он сейчас же спохватился и поправился:
- Простите, господа, простите! Возможно, моя резкая откровенность для кого-то обидна. Однако, уверяю вас, я никого не хотел задеть.
- Нет, капитан, нет, не беспокойтесь, - проговорили несколько голосов.
- Значит, если этот юный Петрус... сын моего друга Эрбеля?.. - начал капитан, и его лицо расплылось в улыбке.
- Что же? - подхватили заинтересованные посетители.
- Приведите ко мне этого молодца! - отрывисто бросил капитан.
- Прошу прощения, - отвечал лакей, - но хозяин никого не принимает.