Сальватор

Я сказал: "Посмотрим "Карла Девятого". Во время представления происходит стычка, появляется полицейский, меня уводят в участок, где я остаюсь до следующего утра. Утром мне говорят, что ошиблись, и выставляют за дверь. В результате я уезжаю, чтобы вернуться в Париж лишь тридцать лет спустя. Я спрашиваю, как поживает господин Тальма: "Умер!.." Я полюбопытствовал, где теперь идет "Карл Девятый": "Запрещен начальством!.." "Ах, дьявольщина! - сказал я. - А мне бы так хотелось досмотреть конец "Карла Девятого", ведь я успел увидеть только первый акт". "Невозможно, - отвечают мне. - Однако, если желаете прочесть, нет ничего проще". - "Что для этого необходимо?" - "Купите книгу!" И действительно, это оказалось несложно. Я вхожу к книготорговцу. "У вас есть Шенье?" - "Да, сударь, пожалуйста". - "Ладно, - думаю я, - прочту это у себя на корабле". Возвращаюсь на борт, открываю книгу, ищу: нет трагедии!

Одни стихи! Идиллии, мадригалы мадемуазель Камилле. Черт возьми, у меня на борту библиотеки нет, я и прочел моего Шенье, потом перечитал - вот как вышло, что у меня неосторожно вырвалась цитата. Только я оказался одурачен: я купил Шенье, чтобы прочесть "Карла Девятого", а у него такой пьесы, похоже, вообще не было. Ах, эти книготорговцы! Вот флибустьеры!

- Бедный крестный! - рассмеялся Петрус. - Торговцы ни при чем.

- Как это - ни при чем?

- Это ваша ошибка.

- Моя?

- Да.

- Что ты хочешь сказать?

- Трагедию "Карл Девятый" написал Мари-Жозеф Шенье, член Конвента. А вы купили книгу поэта Андре Шенье.

- Ага! Ага! Ага! - воскликнул капитан на все лады.

Вдруг он глубоко задумался, потом продолжал:

- Вот все и разъяснилось, но книготорговцы все равно флибустьеры!

Видя, что крестного не переубедить, и не имея оснований защищать эту почтенную гильдию, Петрус решил не упорствовать и стал ждать, когда Пьер Берто вернется к прежней занимавшей его теме разговора.

- Итак, мы остановились на том, - сказал моряк, - что ты наделал долгов. Так, крестник Петрус?

- Мы действительно остановились на этом, - подтвердил молодой человек.

II

Крестный-американец

На мгновение воцарилась тишина. Пьер Берто пристально посмотрел на крестника, словно хотел увидеть его насквозь. - И какие у нас долги... хотя бы приблизительно?

- Приблизительно? - усмехнулся Петрус.

- Да. Долги, мой мальчик, все равно что грехи, - назидательно произнес капитан, - никогда не знаешь точной цифры.

- Я тем не менее знаю, сколько задолжал, - возразил Петрус.

- Знаешь?

- Да.

- Это доказывает, что ты человек аккуратный, крестник.

Ну и сколько?

Пьер Берто откинулся в кресле и, помаргивая, стал вертеть большими пальцами.

- Мои долги составляют тридцать три тысячи франков, - объявил Петрус.

- Тридцать три тысячи! - вскричал капитан.

- Ага! - хмыкнул Петрус, которого начинали забавлять оригинальные выходки его второго отца, как величал себя моряк. - Вы полагаете, что сумма непомерно огромная?

- Огромная?! Да я не могу взять в толк, как ты до сих пор не умер с голоду, бедный мальчик!.. Тридцать три тысячи франков! Да если бы мне было столько же лет, сколько тебе, и я жил на суше, я задолжал бы в десять раз больше. Да это сущая безделица по сравнению с долгами Цезаря!

- Ни вы, ни я - не Цезарь, дорогой мой крестный. Так что, если позволите, я останусь при своем мнении: сумма огромная.

- Огромная! Да ведь у тебя по сотне тысяч франков в каждом волоске твоей кисти! Ведь я видел твои картины, а я в живописи разбираюсь: я видел и фламандцев, и итальянцев, и испанцев. Ты - художник, у тебя отличная школа.

- Не надо громких слов, крестный! - заскромничал Петрус.

- А я тебе говорю, что у тебя отличная школа, - продолжал настаивать моряк. - А когда человек имеет честь быть великим художником, он не станет писать хуже из-за долга в тридцать три тысячи франков. Это точная цифра. А сам талант представляет собой миллионный капитал, какого черта! Кроме того, по закону, введенному господином де Виллелем, тридцать три тысячи франков составили бы как раз ренту с миллиона.

- Ну, крестный, я должен вам сказать нечто очень важное, - перебил его Петрус.

- Говори, крестник!

- Вы чертовски остроумны!

- Пфф! - только и сказал Пьер Берто.

- Не морщитесь, я знаю весьма порядочных людей, которые были бы счастливы такой оценкой.

- Писаки?

- Ого? Опять недурно!

- Ну, довольно пошутили! Вернемся к твоим долгам.

- Вы настаиваете?

- Да, потому что хочу сделать тебе предложение.

- Касательно моих долгов?

- Совершенно верно.

- Слушаю вас. Вы необыкновенный человек, крестный, от вас всего можно ожидать.

- Вот мое предложение: я прямо сейчас становлюсь твоим единственным кредитором.

- Как, простите?!

- Ты задолжал тридцать три тысячи франков, потому и продаешь мебель, картины, дорогие безделушки, так?

- Увы! - смиренно проговорил Петрус. - Вернее не скажешь.

- Я плачу тридцать три тысячи, и ты оставляешь себе мебель, картины, безделушки.

Петрус серьезно посмотрел на моряка.

- Что вы хотите этим сказать, сударь? - вскинулся он.