- Кажется, я погладил своего крестника против шерсти, - проворчал Пьер Берто. - Прошу прощения, ваше сиятельство граф де Куртеней, я полагал, что разговариваю с сыном своего старого друга Эрбеля.
- Да, да, да, - поспешил загладить свою резкость Петрус. - Да, дорогой крестный, вы говорите с сыном своего доброго друга Эрбеля. А он вам отвечает: занять тридцать три тысячи - еще не все, даже если берешь в долг у крестного; надобно знать, чем будешь отдавать.
- Чем ты мне отдашь долг, крестник? Нет ничего проще:
напишешь мне картину вот по этому эскизу.
И он указал Петрусу на сражение "Прекрасной Терезы"
с "Калипсо".
- Картина должна быть тридцати трех футов в -длину и шестнадцати с половиной футов в высоту [Примерно 11 х 5,5 метра], - продолжал он. - Ты изобразишь меня на палубе рядом с твоим отцом в ту минуту, когда я ему говорю: "Я буду крестным твоего первенца, Эрбель, и мы будем квиты".
- Да куда же вы повесите этакую громадину?
- У себя в гостиной.
- Да вы ни за что не найдете дом с гостиной шириной в тридцать три фута.
- Я прикажу выстроить такой дом специально для твоей картины.
- Вы случаем не миллионер, крестный?
- Если бы я был только миллионером, мальчик мой, - снисходительно отвечал Пьер Берто, - я купил бы трехпроцентные бумаги, получал бы от сорока до пятидесяти тысяч ливров ренты и с трудом перебивался бы с хлеба на воду.
- Ох, ох, ох! - бросил Петрус.
- Дорогой друг! - продолжал капитан. - Разреши мне в двух словах рассказать о себе.
- Разумеется!
- Когда я расстался с твоим славным отцом в Рошфоре, я сказал себе: "Ну, Пьер Берто, честным пиратам во Франции больше делать нечего, займемся торговлей!" Я превратил пушки в балласт и стал торговать черным деревом.
- Иными словами, вы торговали черным товаром, дорогой крестный.
- Это называется "черным товаром"? - наивно спросил капитан.
- Думаю, да, - отвечал Петрус.
- Эта торговля кормила меня три или четыре года, и кроме того, я завязал отношения с Южной Америкой. Когда вспыхнуло восстание, губительное для Испании и ее трухлявой и дряхлой нации, я поступил на службу к Боливару. Я угадал в нем великого человека.
- Так вы, значит, один из освободителей Венесуэлы и Новой Гренады, а также основателей Колумбии? - изумился Петрус.
- И горжусь этим, крестник! Но после уничтожения рабства я решил разбогатеть другим способом. Мне показалось, что в окрестностях Квито я видел участок, богатый золотыми самородками. Я тщательно изучил местность, напал на жилу и попросил концессию. Учитывая мои заслуги перед Республикой, мне предоставили упомянутую концессию. Через шесть лет я заработал четыре миллиона и уступил эту разработку за сто тысяч пиастров иначе говоря, она приносит мне по сто тысяч ливров ежегодно. После этого я вернулся во Францию, где намерен недурно устроиться со своими четырьмя миллионами и жить на пятьсот тысяч ливров ренты. Ты одобряешь мой план, крестник?
- Еще бы!
- Детей у меня нет, родственников - тоже... нет даже внучатых племянников. Жениться я не намерен; что же, по-твоему, мне делать с таким состоянием? А тебе оно принадлежит по праву...
- Капитан!
- Ну вот, опять ты за свое! Тебе оно принадлежит по праву, а ты с самого начала отказываешься от тридцати трех тысяч франков?
- Надеюсь, вы понимаете мои чувства, дорогой крестный.
- Нет, признаться, не понимаю, что тебе не нравится. Я холостяк, я сказочно богат, я твой крестный отец и предлагаю тебе сущую безделицу, а ты отказываешься! Знаешь ли ты, мой мальчик, что впервые за время нашей встречи ты проявил ко мне чудовищную несправедливость?!
- Я не хотел вас обидеть, крестный.
- Хотел ты или нет, - прочувствованно выговорил капитан, - ты глубоко меня огорчил! Ранил в самое сердце!
- Простите меня, дорогой крестный, - не на шутку встревожился Петрус. Я совсем не ожидал от вас такого предложения и растерялся, когда услышал его, а потому не проявил должной признательности. Приношу вам свои извинения.
- Так ты принимаешь мое предложение?
- Этого я не сказал.
- Если ты откажешься, знаешь что я сделаю?
- Нет.
- Сейчас узнаешь.
Петрус ждал, что будет дальше.
Капитан вынул из внутреннего кармана туго набитый бумажник и раскрыл его.
В бумажнике лежали банковские билеты.
- Я возьму отсюда тридцать три билета - а здесь их две сотни, - скомкаю их, отворю окно и вышвырну на улицу.
- Зачем? - спросил Петрус.
- Чтобы показать тебе, что я делаю с этими бумажками.
И капитан выхватил из бумажника дюжину билетов и скомкал их, словно это не были деньги.
После этого он решительнейшим образом направился к окну.
Петрус его остановил.
- Не надо глупостей, давайте попробуем найти общий язык.
- Тридцать три тысячи или смерть! - пригрозил капитан.
- Не тридцать три, учитывая, что все деньги мне не нужны.
- Тридцать три тысячи франков или...
- Да выслушайте же, черт побери, или я стану ругаться, как матрос. Я вам докажу, что я - сын корсара, тысяча чертей и преисподняя!
- Мальчик сказал "папа"! - вскричал Пьер Берто. - Господь велик! Послушаем твои предложения.
- Да, послушайте. Я испытываю смущение, потому что, как вы сами сказали, дорогой крестный, я наделал долгов.