Читаем Сальватор полностью

- На то она и молодость!

- Однако мне не было бы так стыдно, если бы, делая эти безумные траты, я вместе с тем не бездельничал.

- Нельзя же все время работать!

- И я решил снова взяться за дело.

- А как же любовь?

Петрус покраснел.

- Любовь и работа могут идти рука об руку. Словом, я решил усердно потрудиться, как принято говорить.

- Хорошо, давай потрудимся. Но англичанам, или, иначе говоря, кредиторам, надо что-нибудь залить в глотку на то время, пока мы извлечем прибыль из нашей кисти.

- Вот именно!

- Пожалуйста, - молвил капитан, подавая Петрусу свой бумажник. - Вот тебе лейка, мальчик мой. Я тебя не принуждаю, бери сколько хочешь.

- Отлично! - сказал Петрус. - Вы становитесь благоразумным. Я вижу, мы сумеем договориться.

Петрус взял десять тысяч франков и вернул бумажник Пьеру Берто, следившему за ним краем глаза.

- Десять тысяч франков! - хмыкнул капитан. - Да любой кошатник ссудил бы тебя этой суммой под шесть процентов...

Кстати, почему ты мне не предлагаешь процентов?

- Дорогой крестный! Я боялся вас обидеть.

- Отнюдь нет! Я, напротив, хочу выговорить проценты.

- Пожалуйста.

- Я прибыл вчера в Париж с намерением купить дом и обставить его как можно лучше.

- Понимаю.

- Но прежде чем я найду подходящую скорлупку, пройдет не меньше недели.

- Это самое меньшее.

- На меблировку уйдет еще около недели.

- А то и две.

- Пусть будет две, не хочу с тобой спорить; итого - три недели.

- А то и больше.

- Не придирайся к мелочам, не то я заберу свое предложение назад.

- Какое предложение?

- Которое я собирался тебе сделать.

- А почему вы хотите его забрать?

- Я вижу, у тебя такой же задиристый и упрямый характер, как и у меня: мы не уживемся.

- А вы хотели поселиться у меня? - спросил Петрус.

- Знаешь, я со вчерашнего дня живу в гостинице "Гавр"

и уже сыт ею по горло, - признался капитан. - Я собирался тебе сказать: Петрус, дорогой мой крестник, милый мальчик, не найдется ли у тебя комнаты, кабинета, мансарды, достаточно просторных, вроде этой спальни, где я мог бы подвесить свою койку?

Можешь сделать это для бедного капитана Берто Верхолаза?

- Как?! - вскричал Петрус, приходя в восторг от того, что может хоть чем-нибудь быть полезен человеку, с такой простотой предоставившему свой кошелек в его распоряжение.

- Разумеется, если это тебя стеснит хоть в малейшей степени... продолжал капитан, - ты только скажи!

- И не совестно вам такое говорить?

- Видишь ли, со мной можно не церемониться: что думаешь, то и отвечай. Да или нет?

- Положа руку на сердце говорю вам, дорогой крестный:

ничто не может мне доставить большего удовольствия, чем ваше предложение. Только вот...

- Что?

- ...в те дни, когда у меня будет модель... когда у меня сеанс...

- Понял... понял... Свобода! Libertas![Свобода! (Латин )] - Теперь вы заговорили на арабском.

- Я говорю по-арабски?! Ты разве не помнишь, как господин Журден занимался прозой?

- Ну вот, теперь вы цитируете Мольера. По правде говоря, дорогой крестный, вы иногда пугаете меня своей начитанностью Уж не подменили ли вас в Колумбии? Впрочем, вернемся, если угодно, к вашему желанию.

- Да, к моему желанию, горячему желанию. Я не привык к одиночеству; вокруг меня всегда крутились около двенадцати жизнерадостных шустрых парней, и меня вовсе не прельщает перспектива умереть от тоски в своей гостинице "Гавр". Я люблю общество, особенно молодежь. Должно быть, ты здесь принимаешь людей искусства, науки. Я обожаю ученых и артистов:

первых - за то, что я их не понимаю, вторых - потому, что понимаю. Видишь ли, крестник, если только моряк не круглый дурак, он знает обо всем понемногу. Он изучал астрономию по Большой Медведице и Полярной звезде, музыку - по свисту ветра в снастях, живопись - по заходам солнца. Итак, мы поговорим об астрономии, музыке, живописи, и ты увидишь, что в самых разных областях я разбираюсь не хуже тех, кто избрал их своей профессией! О, не беспокойся, тебе не придется за меня краснеть, если не считать случайно вырвавшихся чисто мирских выражений. Ну а уж если я чересчур сильно разойдусь, ты мне подашь какой-нибудь условный знак, и я спрячу свой язык под замок.

- Да что вы такое говорите?!

- Правду. Ну, отвечай в последний раз: тебе подходит мое предложение?

- Я с радостью его принимаю.

- Браво! Я самый счастливый из смертных!.. А когда тебе будет нужно побыть одному, когда придут хорошенькие модели или великосветские дамы, я повернусь другим бортом.

- Договорились.

- Ну и хорошо!

Капитан вынул часы.

- Ах ты! Уже половина седьмого! - заметил он.

- Да, - подтвердил Петрус.

- Где ты обычно ужинаешь, мой мальчик?

- Да где придется.

- Ты прав. Умирать с голоду нигде не нужно. В "ПалеРояле" кормят по-прежнему прилично?

- Как в любом ресторане... вы же знаете.

- "Вефур", "Бери", "Прованские братья" - это все и теперь существует?

- Еще как!

- Идем ужинать!

- Вы меня приглашаете поужинать?

- Ну да! Сегодня - я тебя, завтра - ты меня, и мы будем квиты, господин недотрога.

- Позвольте я сменю редингот и перчатки.

- Смени, мальчик, смени.

Петрус двинулся в свою комнату.

- А вот, кстати...

Петрус обернулся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

Военное дело / История / Политика / Образование и наука
100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии