- Дорогой Сальватор, - сказал генерал, неверно истолковав слова молодого человека. - Я не считаю своим другом того, кто займет в подобных обстоятельствах мое место.
- Успокойтесь, генерал, и считайте меня по-прежнему своим другом. Как верно то, что моя преданность свободе равна вашей преданности императору, так верно и то, что я пальцем не трону господина де Вальженеза.
- Спасибо! - поблагодарил генерал, крепко пожимая Сальватору руку. Ну, на сей раз прощайте.
- Позвольте мне проводить вас хотя бы до городских ворот, - сказал Сальватор, встал и взялся за шляпу. - Кроме того, вам нужна карета; я сейчас раздобуду ту, на которой Жюстен и Мина уехали в Голландию. Вполне возможно, что человек, который их отвозил, сможет рассказать вам о них в пути.
- О, Сальватор! - печально проговорил генерал. - Почему я узнал вас так поздно!.. Втроем, - прибавил он, протянув руку г-ну Сарранти, - мы перевернули бы весь мир.
- Это еще предстоит сделать, - заметил Сальватор, - у нас пока есть время.
И трое друзей направились к улице Анфер.
Недалеко от приюта Анфан-Труве находился дом каретника, у которого Сальватор нанимал почтовую коляску, ту самую, что доставила Жюстена и Мину в Голландию.
И карета и форейтор были найдены.
Спустя час генерал Лебастар де Премон и г-н Сарранти обняли Сальватора, и карета стремительно покатила в сторону заставы Сен-Дени.
Оставим их на бельгийской дороге и последуем за коляской, встретившейся им у церкви св. Лорана.
Если бы генерал узнал карету, это могло бы на время задержать его отъезд, так как экипаж принадлежал г-же де Маранд. Она приехала в Пикардию слишком поздно и не успела проститься с тетей, а потому спешно возвращалась в Париж, где в лихорадочном нетерпении ожидал ее Жан Робер.
Как помнят читатели, ее возвращение должно было неизбежно привести к появлению в Париже и г-на де Вальженеза.
Но генерал не знал ни г-жи де Маранд, ни ее кареты, а потому в прекрасном расположении духа продолжал свой путь.
VI
Глава, в которой доказывается, что хороший слух - далеко не самое главное
Вы помните, дорогие читатели, уютную комнатку, обтянутую персидским шелком, где иногда появлялась г-жа де Маранд и куда мы имели нескромность вас пригласить?
Если вы были влюблены, вы сохранили об этом воспоминание; если вы влюблены и сейчас, вы помните аромат. Итак, в эту комнату, это гнездышко, эту часовню любви мы приведем вас еще раз, не опасаясь вызвать ваше неудовольствие, о, влюбленные в настоящем или в прошлом!
Действие происходит в тот же вечер, как г-жа де Маранд вернулась в Париж.
Госпожа де Маранд пользуется правом, данным ей мужем и остающимся в силе и теперь, когда в новом кабинете министров он получил портфель министра финансов. Она говорит о любви с нашим другом Жаном Робером. Молодой человек сидит или, точнее, стоит на коленях - мы же сказали, что комната представляла собой часовню любви, - перед здешним божеством и рассказывает нескончаемые нежные истории - их так хорошо умеют рассказывать все влюбленные: женское ушко никогда не устает их слушать.
В ту минуту, как мы вводим вас в храм, Жан Робер обнимает за тонкую, гибкую талию молодую женщину и, заглядывая ей в глаза - словно все ее чувства не написаны у нее на лице и он хотел бы заглянуть в самую глубину ее души, - спрашивает:
- Какое, по-вашему, чувство из пяти наименее дорогое, любовь моя?
- Все чувства, как мне кажется, одинаково мне дороги, когда вы здесь, мой друг.
- Спасибо. И все-таки не считаете ли вы, что следовало бы отдать предпочтение одним из них перед другими?
- Да, пожалуй; кажется, я открыла шестое чувство.
- Какое же, мой любимый Кристофор Колумб из страны, зовущейся Нежностью?
- Когда я жду вас, любимый мой, я больше ничего не вижу, не слышу, не дышу, не различаю запахов, не осязаю: словом, я нахожусь во власти ожидания, это чувство и представляется мне наименее необходимым.
- Так вы меня в самом деле ждали?
- Неблагодарный! Да разве я не жду вас все время?!
- Дорогая Лидия! Как бы я хотел, чтобы это была правда!
- Боже милосердный! И он еще сомневается!
- Нет, любовь моя, я не сомневаюсь, я страшусь...
- Чего вы можете страшиться?
- А чего обыкновенно боится счастливый человек, которому больше нечего желать, нечего просить у Бога, даже рая!
- Поэт! - кокетливо молвила г-жа де Маранд, целуя Жана Робера в лоб. Вы помните, что сказал ваш предшественник Жан Расин:
Я Бога страшусь, дорогой мой Абнер,
И нету других опасений!
- Ну хорошо, допустим, я боюсь Бога и больше никого и ничего. Какому же Богу молитесь вы, милый ангел?
- Тебе! - выдохнула она.
Услышав ее нежное признание, Жан Робер еще крепче сжал ее в объятиях.
- Я лишь ваш возлюбленный, - рассмеялся он в ответ, - а вот ваш настоящий любовник, ваш истинный бог, Лидия, это свет. И так как вы жертвуете этому божеству большую половину жизни, то я лишь ваша жертва.
- Клятвопреступник! Отступник! Богохульник! - отпрянув, вскричала молодая женщина. - Зачем мне свет, если в нем нет вас?
- Вы хотите сказать, дорогая: "Чем я был бы для вас, не будь света?"
- Он еще упорствует! - снова отстраняясь, промолвила г-жа де Маранд.