— За это время ничего не изменилось. Ее величество все такая же красивая и добрая, она стольким помогает, столько делает для людей, для бедных, для сирот. Особенно для них. Нам всем стоит у нее поучиться великодушию и сердечности.
— Да, особенно не помешало бы подучиться ее дочурке, — съязвила Тей.
— Самира не такая плохая, как всем кажется, — обиженно воскликнула Касс.
— Вы с ней дружите?
— Она моя лучшая подруга, — гордо ответила она.
— Сочувствую, — хмыкнула Огненная принцесса.
— Ты тоже не… — девушка прервала себя на полуслове, осеклась и виновато покосилась на Тею, которая и так уже поняла, что она побоялась сказать.
— Я тоже не совершенство? Даже спорить не стану.
— Зачем ты это сделала?
— Сделала что?
— Использовала свой дар тогда.
— Ты и об этом знаешь?
— Об этом все знают.
— И очевидно не могут забыть.
В ответ Касс согласно кивнула, а Тея вздохнула и ответила предельно честно:
— Она меня разозлила. И я тогда еще не умела достаточно контролировать свои силы.
— Но тебе не жаль? — с подозрением посмотрела Касс.
— Ты, возможно, не знаешь, но нас с твоей подружкой связывают долгие годы взаимной неприязни. Я терпеть не могу ее, она меня. И поверь, если бы у нее был дар огня, она бы, не задумываясь, им воспользовалась. А что касается того случая… мне жаль. Я никому не хотела навредить.
— Даже ей?
— Даже ей. Она та еще дрянь, но зла я ей не желаю.
— Не понимаю, почему вы так ненавидите друг друга?
— Это пошло еще оттуда.
— Из Кровавых песков?
— Да. Она ревновала и завидовала. Вечно липла к нам с Клем, шпионила, подглядывала, ходила за нами хвостом, а потом докладывала все родителям. Нам потом сильно доставалось, а «бедная сиротка» Самира делала вид, что вовсе не причем.
Притворщица! И я уверена, статус Солнечной принцессы ее не изменил.
— И вас никак нельзя примирить?
— Ты прямо как Клем, вечно всех осчастливить пытаешься, но так не бывает. Враги никогда не станут друзьями. Мы слишком разные или слишком похожи. Я ведь тоже ревновала и завидовала.
— Вот как?
— Еще как. Мы обе хотели, чтобы Клем принадлежала нам. Но я надолго уезжала, а Самирка оставалась, заменяла ей меня.
— Ты очень любишь ее? Клем.
— Очень. Она мне ближе, чем сестра, ближе всех, я люблю ее даже больше собственного брата.
— Я тоже люблю Самиру больше всех.
— Тогда скажи ей об этом. Наверняка ей не слишком понравилось наше с тобой общение.
— А что бы сделала ты, увидев Клем с Самирой?
— Рвала бы и метала. А еще я когда-то поставила ультиматум, заставила Клем выбирать. Она тебя тоже заставит.
— А может, и нет, — загрустила Касс. — Если я люблю ее больше всех, то Самира больше всех любит Дэйтона.
От ее слов Тея поежилась, и прогулка перестала казаться привлекательной.
— Они много общаются, — заметила она, повернув к выходу из сада.
Там действительно было чудесно: пушистый снег, покрытые им, словно белоснежными платьями, деревья, ледяной фонтан — настоящее произведение искусства. С помощью магии вода застыла прямо в полете, каждая капелька превратилась в крошечный кусочек льда, и этот водный поток состоял не из цельного куска льда, а вот из таких маленьких кусочков. И если провести по ним рукой, то льдинки разбегутся, боясь живого тепла, а уберешь ее и они вернутся на прежнее место к своему удивительному потоку.
А чуть поодаль, за деревьями прячется большая площадка с ледяными скульптурами: всевозможные животные, мифические существа и даже маленький, с нее ростом, дракончик с раскрытыми крыльями, настолько искусно сделанный, что может показаться, что он живой. Ведь помимо радужных где-то на пике горы Сиель когда-то жили и ледяные драконы. Никто никогда их не видел, но может, они выглядели именно так?
И все же, несмотря на все великолепие и какую-то нереальную сказочность этого удивительного сада, Тея любила зиму гораздо меньше лета, возможно природа огненного дара брала свое. Когда она смотрела на дракончика, то ей казалось, что он живой, просто заключен в эту жестокую ледяную тюрьму, и ей нестерпимо хотелось растопить ледяную корку, освободить это гордое свободолюбивое существо, даже если умом понимала, что это всего лишь лед, а внутри ничего нет, кроме застывшей воды.
Она сама чувствовала, словно ее тоже сковал лед, какой-то жестокий маг заключил в холодную тюрьму. И это чувство не проходило с ночи бала, когда страшное видение будущего разбило ей сердце. Она ведь знала, что принц сделает это, знала давно, и все равно позволила этому случиться — влюбилась отчаянно и без оглядки, а теперь…
— Да, много, но тебе не о чем беспокоиться, он любит только тебя.
— Что? — Тея оторопела, услышав ответ Касс, на заданный, но уже подзабытый вопрос. И столько в ее словах было уверенности и какой-то детской правдивости, что ей захотелось поверить. — Что ты сказала?
— А что тебя так удивило? — с недоумением обернулась Касс.
— Твои слова, он… я… не…
— Он любит тебя, а ты не меньше любишь его. Когда он еще только собирался в Илларию, я уже знала, что так будет. Поэтому и уговорила тетю Иолу убедить дядю Лазариэля отправить в эту поездку именно его.
— Ты знала? Откуда?