Самая главная злодейка

— Разве? Пять дней ты вела себя как избалованная, самовлюбленная кукла, чего-то требовала, закатывала истерики, словно он, словно мы все тебе что-то должны. Когда ты в последний раз думала о нем? А? Не о себе и своих нуждах, а о нем? Думаешь, ему легко? Думаешь, он от обиды не появляется?

Именно так я и думала, но…

— Если бы не этот чертов контракт, он бы униженно выпрашивал тебя остаться. А ты даже не представляешь… — он замолчал, но лишь оттого, что едва себя контролировал. В его черных глазах было столько серебра, столько ярости… Я никогда не видела его в такой ярости. И все же он сдержался.

— Ты сломала его. Из-за тебя сильный, цельный мужчина рассыпался на части.

— А как же Тариэль? Он отдал ей мое кольцо! — выкрикнула я, защищаясь от его злых, ранящих слов.

— Тариэль прекрасно знает, на что идет и никаких иллюзий не питает. Она хочет лишь одного — помочь своему отцу смыть пятно с их честного имени. А кольцо… вот оно.

Он достал черную бархатную коробочку и бросил мне под ноги.

— Если бы ты не была его истинной, он бы никогда не выбрал такую тебя. Мелкая, эгоистичная девчонка. Он столько лет думал только о тебе, испытывал такие адские муки, лишь бы тебе было хорошо, лишь бы ты была в безопасности, жива, лишь бы проклятие тебя не коснулось. Да, он хотел разорвать контракт, не потому что это глупое недоразумение и не потому, что это его не ранило. Ранило и сильно. Но даже тогда он думал о тебе, что это станет ненужным бременем для тебя. Он готов был переступить через боль и остатки гордости.

— И что же его остановило? — с трудом спросила я, ведь в моем горле стоял ужасный колючий комок, мешающий дышать.

— Я убедил его, что с этим контрактом ты будешь в большей безопасности, чем без него. Ведь у тебя будет лишний защитник.

— Как дальновидно с твоей стороны…

— Не смей! — сорвался на крик он. — Ты даже не представляешь, насколько эта связь мучает его. Насколько ты измучила его. Ему необходимо быть рядом с тобой, прикасаться, чувствовать, ощущать тепло, дыхание, но он ничего этого не может.

Потому что то, что ты чувствуешь сейчас: холод, одиночество, пустоту — это все усилится в сотни, в тысячи раз, если вы встретитесь. И тень он присылает не ради себя, а для тебя, чтобы ты совсем не заморозилась, идиотка! А теперь подумай, достойна ли ты такого мужчины?

Я не могла ответить, меня душили слезы, а в груди так пекло, так сильно пекло…

— Если мои слова до тебя дошли, то ты наденешь кольцо и хотя бы попытаешься вести себя благоразумно. Пора взрослеть, Клементина, время детских капризов прошло. Выбирай, кем ты хочешь быть — глупой девицей, по недоразумению ставшей его истинной или той, кем он сможет гордиться.

Я не слышала, как он ушел, может минуту, может час назад.

Ноги перестали держать, и я упала на пол. Теперь, оставшись в одиночестве, мне не нужно было больше держать лицо и притворяться, что он не прав, что все его слова не относятся ко мне.

«Посмотри на себя» — звучали в ушах его слова, и я смотрела в осколках разбитого зеркала на свое бледное, даже синюшное, как у покойников лицо, на серые сосульки вместо красивых до лопаток пшеничных волос. Я глянула на глаза, похожие на две огромных голубых льдины, с такими же большими синими кругами под ними, «восхитилась» искусанными до крови, потрескавшимися губами, румянца на лице и вовсе словно никогда и не бывало, зато шрам над бровью, выглядывающий из под отросшей челки, сверкал отвратительным багрянцем. Да, «красотка», ничего не скажешь. Не удивительно, что мой любимый от такой вот красавицы сбежал. А теперь и нос мой распух, и от слез глаза превратились в отвратительные щелки.

Нет, я никогда особо не страдала от неуверенности в себе, но сейчас, узрев это чучело в зеркале, поняла, что за такую размазню ни один нормальный мужчина бороться не будет.

Эван прав, прав во всем. Я не достойна такого мужчины. И как же ему не повезло, что именно я стала его истинной, его любовью, его страстью, его воздухом, его сердцем и душой. И он никогда не говорил мне о своей боли. Никогда. Переживал все один, лишь бы меня не ранить, лишь бы не задеть, лишь бы проклятие его семьи меня не коснулось. Он так хотел меня защитить, что избаловал этим.

Я забыла, что и он иногда нуждается в защите, в любви, в простом сочувствии, что ему тоже бывает очень тяжело быть тем, кто он есть, принимать решения, сражаться со всем светом. А я всего лишь еще одна его проблема, капризная, избалованная соплячка, считающая, что он мне что-то должен.