«И уплывают пароходы, и остаются берега» — назвал Носов один из своих рассказов. Такими личными и творческими, нравственными его «берегами» стали для Носова деревенское детство, завод и война. Это не просто факты его биографии, но для Носова, для его творчества факторы нравственные, идейные, духовные.
И тут в самую пору сказать, сколь ограниченно поступаем мы, заключая и этого крупного, самобытного и масштабного художника в узкие рамки деревенской прозы. А между тем это прокрустово ложе стало настолько само собой разумеющимся, когда речь заходит о Носове, что даже аннотации к его книгам рекомендуют писателя только так: Евгений Носов «хорошо знает и любит русскую деревню, пристально всматривается в ее людей» (сборник «За долами, за лесами»); «Е. Носов широко известен своими рассказами о современной деревне» (сборник «Красное вино победы»).
Все это справедливо. И убедительным подтверждением тому, что Носов хорошо знает и любит русскую деревню, ее людей, хотя и не страдает сентиментально-идиллическим отношением к ней, служат его рассказы и повести — «Объездчик», «Шумит луговая овсяница», «Течет речка», «В чистом поле за проселком» и многие другие, где утверждается поэзия земледельческого труда, красота и истинность трудовой народной нравственности. Писатель не проходит и мимо ограниченности, противоречивости нравственных устоев прежней крестьянской жизни, убедительно показывает их хотя бы в рассказе «Объездчик».
Вернувшись с фронта — «о четырех медалях на правой груди» — и отгуляв положенное отпускнику время, Игнат Заваров, щеголеватый старшина казачьего эскадрона, так и не приткнулся к колхозной работе в своем родном Сапрыкине. Унылые ряды соломенных крыш, не перекрывавшихся еще с довоенных лет, пустые стойла на прогнившей конюшне, где ютилась вся небогатая колхозная живность, бедность и запустение вызывали в нем мутную тоску и раздражение. Он чувствовал себя в родном колхозе, сообщает автор, «не просто демобилизованным, а выбитым из седла, несправедливо разжалованным, как-то сразу потерявшим свою старшинскую власть, чин и все привычные привилегии».
«Объездчик» — это рассказ о древнем инстинкте собственника, который колобродит в душе Игната и который заставляет его искать обходных путей в жизни, чтобы сохранить иллюзию власти над своими ближними. Служба объездчика, чьей обязанностью было охранять травы в заповеднике от покосов местных крестьян, дала ему возможность срубить крепкую дубовую избу в глухом лесистом логу и зажить полной чашей.
«— Я не бег... Я с колхозом жил. Хорошо ли, плохо, а жил... А ты убег... Укрылся... В овраг спрятался, — кричит ему в горе и ненависти застигнутый на месте преступления в ночной степи Яшка, сапрыкинский колхозник, которого считают дурачком. — Разве ты степь стерегешь. Ты себя стерегешь... Свое житье... Логово свое в овраге ружьем оберегаешь...»
Именно эти слова — «волк ты овражный» — стоили незадачливому косарю жизни. Конец рассказа (как уходил, убегал Игнат от Яшкиного тела, сваленного замертво чугунным кулаком, как уходил он, убегая от себя, от слов Якова: «А где мне косить, Где... А у меня их пятеро, окромя самого да бабы») глубоко символичен.
«Он бежал, пробиваясь к дороге, но ее все не было, и, поняв, что сбился, он стал забирать правее. Но трава показалась ему выше, чем была, ноги, ощущая внезапную пустоту, сами побежали в какую-то низину, трава спутанными петлями охватывала ноги, и он, тяжело ломясь сквозь заросли, продирал их коленками... Первый раз за все пятнадцать лет объездов Игнат не узнавал мест, не знал, куда ему идти. И, не решаясь больше шагнуть дальше, боясь, что в любое мгновение может наступить на лежащего в траве дурачка, загнанно, по-волчьи ощерясь, он повел по сторонам втянутой шеей.
— Если что — ничего не знаю... А то — конец... Отказаковался. — И он вдруг явственно осознал, что все эти годы ждал каких-то неприятностей от Сапрыковки».
Сапрыковка, ее суд, ее правда, незримо присутствуют в рассказе; мы чувствуем ее властную силу и в промелькнувшем где-то на заднем плане председателе сапрыкинского колхоза Васюхине («Сгорел мужик. Не поест, не поспит вовремя. Все мотается по полям. Думал поскорее сладить дело»); и в характере отца Игната, в пустой, безлошадной конюшне латавшего хомуты («Для чего хомут-то, — спрашивал отца Игнат... — Лошадей-то нет!» — «Жив живое думает. Про запас»); и в хилом Яшке, прослывшем за детскость и безропотность в деревне дурачком («Я с колхозом жил... Все делил. Моего поту там полито...»). Сапрыковка, ее труд, ее судьба правят всей атмосферой рассказа, — это она, Сапрыковка, вершит над отщепенцем Игнатом нравственный суд.