Наконец выступление закончилось, и судя по всему в заключение она всем велела идти спать, потому что охранницы, которые до этого приносили ужин, разогнали женщин по баракам и вскоре вернулись с ведром тепловатого чая и горой жестяных кружек. Женщины опять выстроились в длинную очередь; каждая получала по несколько глотков чая, который не мог утолить жажду, и уступала место следующей. Чай был горький, от него вязало во рту, и Стелла после первого глотка хотела вылить это варево, но Нина заставила ее допить.
– Скорее всего, вода в нем кипяченая, – объяснила она девочке поспешно, боясь, что охранницы их разделят, – а значит, чистая. Пей.
– Но в уборной же есть кран, – шепнула Стелла. – Многие пьют оттуда.
– Да, и они от этого заболеют. Точно заболеют. Так что лучше пей этот чай. Заткни нос, если вкус не нравится.
Раздача закончилась, охранницы отобрали у них чашки и, выдав напоследок несколько распоряжений, ушли, заперев за собой двери.
– У нас полчаса до того, как погасят свет, – перевела Стелла то, что они сказали. – В дальнем углу барака есть ведра для тех, кому надо будет сходить в туалет ночью.
– А что говорила надзирательница во время переклички? – спросила Нина. – Я не разобрала ни слова.
– Она сказала, что к ней нужно обращаться Oberaufseherin Клап. Думаю, это означает, что она тут самая главная, да? Еще она сказала, что мы здесь для того, чтобы работать, а если мы не сможем работать, станем для нее бесполезными. Мы должны трудиться, чтобы оплачивать наше содержание. Надо выполнять норму и хорошо себя вести, иначе нас накажут.[73]
– Она объяснила, какую работу мы должны выполнять? – спросила какая-то женщина, слушавшая их разговор.
Стелла покачала головой:
– Она только сказала, что завтра appell будет в пять утра, а работа начнется в семь.
Они с Ниной без труда нашли место на верхней койке, накрылись одеялом, которое пахло только грязной овечьей шерстью, и ничем больше, а когда свет погас, тьма не принесла с собой ночных страхов – обе сразу заснули.
В лагере, как вскоре выяснилось, был небольшой оружейный завод, построенный совсем недавно для производства пистолетов-пулеметов. Нина надеялась, что им со Стеллой разрешат работать в одной группе, но ее отправили на кухню, а Стеллу – в литейный цех. У Нины перед глазами сразу возникли пугающие образы – потоки расплавленного металла и пышущие огнем печи, – но она не могла выразить протест, иначе ее сразу записали бы в «смутьянки». Да и протест ее ничего не изменил бы. Поэтому она смотрела, как ее младшую подругу уводят по грязному плацу к неровному ряду кирпичных цехов, а потом сама побрела к соседнему с бараком зданию, где находились кухни.
К приготовлению пищи ее и других заключенных не допустили – этим занимались местные жители, и только мужчины, слишком старые для воинской службы. В обязанности Нины входило мыть посуду, и грязной посуды было так много, что даже Сизиф отказался бы занять ее место возле раковины. Орудиями труда ей служили ветхая тряпка, ведро песка и кувшин едкого щелочного мыла.
К полудню от песка и мыла, которыми приходилось оттирать самые грязные горшки и кастрюли, у нее уже саднило руки, к вечеру пальцы потрескались и кровоточили, а предплечья невыносимо чесались после нескольких часов в мыльной воде.
Стелла вернулась из литейного цеха в еще более плачевном состоянии – ее руки по локоть были в крошечных ожогах, которые походили на пчелиные укусы, но причиняли куда больше страданий.
– Я заливала металл в формы, – объяснила она. – Сначала мужчины наливают расплавленный металл в маленькие емкости, вроде кувшинов, только без ручек, а мы берем эти кувшины щипцами и переливаем металл в формы для деталей пистолетов.
– Голыми руками? – ужаснулась Нина, забыв о собственных жалобах на мыло, разъедающее кожу, и на грязную воду.
– Щипцы не нагреваются. И еще нам выдали кожаные фартуки, чтобы одежда не загорелась случайно. А эти ожоги – от искр. – Стелла посмотрела на собственные руки и провела пальцами по сотням красных точек на них.
– Здесь что, не нашлось мужчин для такой работы?
Стелла пожала плечами:
– В литейном цеху очень много мужчин, но они стоят у печей и горнов. А вообще все не так уж и плохо. У нас хотя бы есть крыша над головой. Не надо мерзнуть в поле по колено в грязи. Могло быть и хуже.
Она была права, конечно. Но Нина все же не перестала уповать на то, чтобы их жизнь сделалась хоть чуточку терпимее.
Охрану в лагере кормили хорошо – их трапезы были сытными и обильными, и порой Нина чуть не падала в обморок от одуряющих запахов запретной еды. Она видела, как из кухни выносят свежий хлеб, мясное рагу, вареники с ягодами и доставляют все это на второй этаж, в столовую для персонала, а потом возвращают пустые тарелки, потому что объедки здесь принято было скармливать сторожевым собакам.