Самайнтаун

Лора дернула колеса и развернула коляску так, чтобы ее спинкой загородиться от остальных работников кафе. Затем приоткрыла крышку с закипающего пунша, достала из кармана узелок…

И одним быстрым движением руки, не давая себе шанса передумать, выбросила все его содержимое в котел.

* * *

Джек велел пристально следить за Призрачным базаром, но не уточнял, может ли Франц параллельно тратить деньги, кровно заработанные в качестве сиделки. Он решил, что может. В конце концов, грех не прикупить что‐то там, где главная тема – смерть!

– И это возьму. И это. О, а оно смертельное? Точно‐точно? Мне будет очень больно? Ох, замечательно. Тогда беру два!

Франц сгребал все без разбора, что хотя бы отдаленно напоминало порчу или могло колоть его, резать, отравлять, да хоть душить. С сияющими глазами, даже энергичнее приезжих, таскающих за собой плетеные корзины и складные чемоданы, он в кратчайший срок обошел все прилавки, что располагались в отведенной ему части рынка, и забил карманы до отказа. Совмещая приятное с полезным – все‐таки слово Джека для него закон, Франц спрашивал мимоходом, пока перебирал шелестящие купюры в кожаном бумажнике:

– Вы случайно не знакомы с Ламмасом? Нет-нет, я не о празднике середины лета, хотя… Слышали какие‐нибудь легенды или сплетни о людях, с ним связанных? А мужчину, вечно улыбающегося, будто ему ширинкой нечто важное защемило, не видели? Хм… Понял, спасибо.

Франц обожал эту яркую и в то же время неуловимую ночь, но еще сильнее – то, как Самайнтаун в ней преображался. Весь город превратился в один огромный киоск, усыпанный лавками, как разноцветными стеклянными бусинами на кисеях, висящих на входе в некоторые особо дорогие шатры. Улицы, задушенные армадой торговцев и туристами, превратились в узкие тропы, выстеленные красно-желтыми сухими листьями и зелеными огнями. Последние, согласно поверьям, были душами утопленников из болот за вязовым лесом, которым тоже полюбился Самайнтаун и которые в благодарность освещали его каждый вечер, становясь фонарями. Сегодня их было даже больше обычного – очевидно, Призрачный базар призраков же и привлекал. Огни перемигивались над бордюрами вдоль тротуаров и танцевали от ветра, путались под ногами прохожих и растворялись со смехом звонким, как колокольчик, если кто‐то нечаянно на них наступал.

Франц знал, что таких призраков, каких все ждут увидеть в подобных местах, на базаре нет, но все равно невольно озирался по сторонам, выискивая их взглядом с надеждой и тоской. Когда‐то давно медиумы из Лавандового Дома объясняли на публичной демонстрации: чтобы призвать призрака, нужно соблюсти с десяток условий, а чтобы удержать его на одном месте хоть на пять минут – и того больше. Количество этих условий сокращается лишь тогда, когда сокращаются солнечные сутки и приближается Самайн (День города по-местному). Только тридцать первого октября некоторые мертвые и вправду могут разгуливать по городу плечом к плечу с живыми, проступать едва различимыми силуэтами меж деревьев или других людей, но затем мгновенно исчезать с первым взглядом, на них упавшим. По этой причине услуги медиумов, способных задержать души в этом мире, и стоили так дорого, а у Призрачного базара по большому счету общего с призраками – одно название. И конечно, развлечения, которые он предлагал взамен, тоже «призрачные».

В центре трех костров, разведенных в специальных огнеупорных чашах вокруг фонтана, девушка с выбеленным лицом в летящем белом платье рассказывала страшные истории, прыгая на цыпочках вокруг ахающих людей. Джинны, расположившись поодаль от основных торговых рядов и обустроившие себе отдельную аллею под каштановой сенью, маскировались под обычных фокусников и тем самым заманивали любопытных в свои сети. Вместе с дыханием сидящих по соседству балауров [20], предлагающих драконьи яйца от соблазненных ими женщин, в воздухе трещали голубые искры. Оракулы с шелковыми повязками на глазах хватали за руки прохожих и сыпали видениями будущего, а юноши в камзолах, подозрительно похожие на знакомых Францу вампиров, разыгрывали уличные спектакли. Пахло барбекю и сладкой выпечкой, а над головой раскачивались бумажные фонарики и взрывались фейерверки – сплошь белые и холодно-голубые. Прислушиваясь к звукам вокруг, Франц отбивал пальцами ритм доносящегося со сцены джаза так увлеченно, что не заметил, как отцепился пластырь.

«Ханне бы здесь понравилось, – подумал Франц невольно, оглядываясь снова. – И музыка ничего. Интересно, Лора ведь сегодня выступает? Должна бы, но не видел, чтобы она брала с собой хоть какие‐то вещи. А она ведь всегда свои палочки берет… О!»