Самайнтаун

– Профессор…

– Не нужно оно мне. Понимаешь, это ведь так прекрасно – когда тебя убивает то, что ты любил всю жизнь! – продолжил он запальчиво, покрытый от улыбки лапками морщинок по всему лицу. – Я ведь всегда мечтал взрастить самый дивный на свете сад… И я взращу. Пусть им станет мое собственное тело!

«Могу я в последний раз увидеть?» Значит, это он имел в виду…

Титания непонимающе склонила голову на бок, но спорить и переубеждать не стала. В конце концов, далеко не каждому было дано выбирать свою смерть, а Цингер этот выбор сделал. Позволить ему осуществить свою давнюю мечту – превратить себя в цветочный сад, коему он посвятил десятилетия жизни или даже всю жизнь целиком, – было меньшим, чем Титания могла отплатить ему за доброту. За то, что принял ее, первый из людей, и что узрел очарование в том, что прежде у нее самой порождало лишь кошмары.

В ту ночь, у черенка смородинового куста, она ведь впервые показала кому‐то из живых существ, как руки Королевы фей, всегда отнимающие жизнь, умеют ее дарить. Спустя еще год появилась «Волшебная страна» – уже не темное наваждение из прошлого, а лавка, где исполняются желания. Отыскав после встречи с Джеком одну часть себя, именно благодаря Цингеру она обнаружила другую.

– Хорошо, профессор, – сказала Титания и, утешаясь его радостной улыбкой, закрутила баночку с подснежниками обратно. – Да обретете вы покой в дивных лепестках.

– Цветы, цветы! Снова эти проклятые цветы!

Синекожая нимфа-лампада верещала, извиваясь на больничной койке, когда часом спустя Титания устроилась на краю ее постели с ложкой толченых подснежников, заваренных крутым кипятком и как следует настоявшихся в стакане. Эта лампада стала первой, к кому Титания сумела пробиться через ведьм, что с гримуарами наперевес окружили пациентов с возмущенными визгами, мол, «клин клином вышибают только идиоты». Лишь после того, как их Верховная куда‐то отошла и вернулась бледной, как поганка, будто обескровленной, дорога все‐таки освободилась. Но испытания для терпения Титании на этом не закончились: еще час у нее ушел на то, чтобы унять истерику лампады и убедить ее, что эти цветы «добрые, не злые вовсе», как те, которых она наблевала под постелью целый таз, и еще столько же, чтобы посидеть рядом, подождать и убедиться: оно работает! Прощение и сожаления – действительно заклятые враги.

Клематисовая лихорадка ослабла, и прямо у нее на глазах нимфа наконец‐то смогла поесть, умяла целую кастрюлю свежих куриных сердечек. «Хороший аппетит – показатель того, что трагедия идет на убыль», – сказал как‐то Джек, а он явно знал в премудростях жизни толк.

– Подснежники в избытке ядовиты, – предупредила Тита собравшихся вместе пациентов, врачей и ведьм, складывая в сумку опустошенные баночки. – Поэтому давать можно только по столовой ложке не больше раза в день. Завтра я принесу еще…

– А что же господин Джек? – поинтересовался вдруг кто‐то из обступившей ее толпы. – Вы ранее сказали, что подснежники клематисовую лихорадку не лечат, а только убирают симптомы. Когда же будет настоящее лекарство?

– Да, да, – подхватил кто‐то еще. – Чем занимается господин Джек? Что‐то его совсем не видно. Он сам‐то здоров? Где он? Почему господина Ламмаса вместо себя поставил, а нас не спросил, хотим мы того или нет? Как же выборы и демократия?

– Где хваленая защита и помощь Тыквенного Короля? – фыркнули вдогонку. – Город разваливается на части! Что происходит в Самайнтауне?! Это до сих пор вообще Самайнтаун? У меня во дворе вот все кусты позеленели… Кто‐нибудь расскажет правду наконец?!

Мало того, что «Бу-у!» на Призрачном базаре превратилось в «Бу-э», как невероятно метко выразился Франц, и что уже отвратило от города большинство туристов, так теперь еще и коренные жители судачили о Джеке. Титания думала, что готова к этому. Она знала, что рано или поздно вопросы расколют Самайнтаун, но не ожидала, что они вызовут у нее такое нестерпимое желание расколоть вместе с ним и черепные коробки тех, кто их задает. Возмущения, требования, упреки и «я», «я», «я». Обвинения Джека в безответственности, недосмотре, небрежности и во всех смертных грехах. Даже когда Титания уже уходила, злые голоса вонзались ей в спину, как ножи. Она молча радовалась, что то не спина Джека – он бы не выдернул и не отбросил их так просто, как она. Этих ножей оказалось слишком много: когда Титания вернулась в Крепость, там ее уже ждала новая толпа.

– Где Джек Самайн?!

– Почему Джек Самайн не выходит? Мы стоим здесь уже несколько часов и зовем его!

– Да это потому что он сам во всем виновен, вот и прячется!

– А ведь правда… Моя сестра видела его на Призрачном базаре, вокруг него распускались те цветы… Выходит, это Джек нас и потравил! С ним всегда было что‐то не в порядке! Ну, помимо отсутствия головы…

– Я уже ничему не удивлюсь. Вы, кстати, на эту фею посмотрите. Слышал, это она мужиков каждый год жрет, а Джек Самайн ее покрывает…