Самайнтаун

Франц сунул руки в карманы и повернулся к стойке, где со стульев на него зыркали алыми глазами. У некоторых здешних вампиров клыки были даже подлиннее, чем гвозди, и едва помещались в рот, словно они одолжили челюсти у гончих. Кому‐то, однако, повезло и того меньше, и один или сразу два клыка отсутствовали вовсе – неудачная встреча с охотником в юности или врожденная аномалия, если обращение протекало как‐то не так. Зато все вампиры, как один, по загадочной для Франца причине щеголяли в гранже: платья из глянцевой кожи, колготки в крупную сетку, рваные футболки, начесы и, конечно, черная помада (даже у парней). Лишь один носил обычную джинсовку и растянутое худи, да и в принципе выглядел обычно, обнимая за талию девушку в короткой юбке и с красным сердечком, вытатуированным на запястье – меткой «доноров», которые на самом деле были никем иным, как торговцами собственной кровью. Но, в отличие от большинства спекулянтов, эта девушка выглядела опрятно. Только две маленькие изящные точки выглядывали из-под бархатной черной ленты у нее на шее.

Франц сглотнул сухость, вдруг образовавшуюся во рту, и вспомнил, что в последний раз пил кровь еще до Призрачного базара, при Джеке, когда он же на том и настоял. В подтверждение того, как давно и мало ее было, мышцы будто прочесали наждачкой. Франц повел плечом, растер шею и, превозмогая заигравшую на изнанке кожи боль, забрался на свободный стул.

Вампиры возмущенно зашипели, красные глаза стали еще краснее, но Франц миролюбиво улыбнулся и обратился к бармену:

– Я просто зашел выпить, вот и все. Один «Ихор», пожалуйста.

Стул, однако, он предусмотрительно выбрал на самом краю стойки, чтобы до него было сложнее достать. Не то чтобы Франц был трусом – в этой жизни его ничего не пугало сильнее, чем сама жизнь, – но силы свои он оценивал трезво. Один, почти обескровленный, даже абсолютно бессмертный вампир не ровня крепким и сытым семерым. Прежде чем наглеть, учинять очередную драку и вылетать из бара вперед носом, ему нужно выяснить как можно больше.

– Вы все в том же составе, да? – спросил Франц как бы невзначай, лелея в руке поданный бокал и внимательно разглядывая, как янтарно-золотой нектар оставляет мерцающие разводы на его рифленых стенках.

Куполообразный, как нераспустившийся цветок, бокал был ледяным на ощупь, но в напитке при этом не плавало ни одного кусочка льда – только сам «Ихор», чистый и неразбавленный. Франц удивился, когда впервые его увидел и узнал, что пускай кожа у лампад нежно-голубая, как новорожденные васильки, но кровь же золотая, точно у самих богов. Из нее этот коктейль и готовили. Франц понятия не имел, как именно (и не был уверен, что сможет его пить, если узнает), но не мог отрицать, что на вкус это было действительно божественно. Вязкая сладость растекалась по языку, немного липкая, как арахисовое масло, но со свежим мятным послевкусием, будто кровь смешали с микстурой от кашля. Саму кровь Франц ощущал тоже, но лишь вначале, когда кончик языка только‐только касается каймы бокала, – легкое железо, соль и снова пряный жженный сахар. Пожалуй, это была единственная кровь в мире, от которой Франца не тошнило, но злоупотребление которой тоже было чревато: однажды он выпил пять бокалов залпом и превратился в сухофрукт. Буквально. Ибо недаром говорят, что от одного стакана «Ихора», начинаешь видеть призраков, а от трех – становишься одним из них. Точнее, скелетом с потрескавшейся кожей и провалившимися глазницами. Ведь пока ты пьешь «Ихор», он пьет тебя. Такова плата за то, чтобы прикоснуться к божествам.

«Но, Пресвятая Осень, до чего же это вкусно!»

– Тебе чего надо? – спросил вампир, широкоплечий и огромный, как шкаф с бутылками за его спиной. Франц хорошо помнил его по апперкоту, чуть не выбившему ему в прошлый раз клыки, но, увы, не по имени.

– Я просто хотел узнать, не было ли в последнее время в Самайнтауне прибавления семейства. Ну, знаете, каких‐нибудь новых вампиров… Красивых, светловолосых, преимущественно женщин. Очень древних и… Странных, может, как будто себе на уме. Нет, не было?

Воцарилось долгое молчание. Кажется, кто‐то даже музыку на фоне приглушил, чтобы Франц почувствовал себя еще более неловко. Он заерзал на стуле и снова улыбнулся, делая глоток «Ихора», но не слишком большой, чтобы голова вконец не опустела. Неудивительно, что в Самайнтауне действовало негласное правило не продавать одному клиенту больше шести коктейлей в неделю, чтобы хотя бы один день ты проводил на трезвую голову, хочешь того или нет. Ибо чувство неги, вытесняющее все заботы, легко вызывало зависимость. Как и галлюцинации, всегда сопровождающие у новичков первый глоток… Жаль, что Франц больше их не испытывал. Раньше он постоянно пил «Ихор» только ради того, чтобы снова помочь Ханне со снятием мерок для нового свитера или чтобы подраться с Фрэнсис подушками за последнюю пачку печенья. Теперь же в этом не было никакого смысла.