Ее белый балахон струился шлейфом по васильковым ковровым дорожкам, словно морская пена по воде. Только тонкие бледные руки выглядывали из-под складок ткани. Белоснежные волосы, заканчивающиеся там, где поблескивали маленькие золотые сережки в ушах, делали медиума похожей на пикси из детских книжек Франца, которые ему читали сестры. Что‐то вилось над медиумом, как еще одна тень, – нечто неосязаемое, бесформенное, что можно было увидеть лишь периферийным зрением, но тут же решить, будто просто померещилось. Сама медиум была маленькой и неприметной, но эта зернистая вуаль над ней вызывала чувство безусловного повиновения, заставляла коридор, где вечно хлопали двери и выли духи, затихать в ее присутствии, а гостей – следовать безмолвно и покорно.
Франц сглотнул, жалея, что не выпил крови перед тем, как сюда приехать. В Лавандовом Доме пахло кладбищем – полынь, сырая земля, зябкий холод, как от каменных надгробий, – и от этого ему нестерпимо хотелось
«Будь здоров», – сказал кто‐то сзади, но, обернувшись, Франц никого не увидел. Это резко придало ему сил, и он ускорил шаг, стараясь больше не отставать и не глазеть по сторонам.
– Если у вас есть с собой мобильные телефоны, прошу, выключите их. Они создают помехи, как и цепочки, кольца и браслеты, особенно золотые. Снимите и сложите все, что есть, в вазу слева на комоде.
Медиум начала раздавать указания сразу же, как они переступили порог нужной комнаты. В отличие от остального Лавандового Дома, усеянного фотографиями, коровьими черепами и засушенными бабочками в куполообразных склянках, она выглядела совершенно обычной. Непривычно голые стены в тонкую фиолетовую полоску, пара книжных полок, плотно зашторенные окна, кушетка и круглая голландская печь на ножках, где огонь горел сам по себе, без поленьев. Посреди ковра, вышитого дамасским узором, возвышался круглый стол, застеленный скатертью, как у бабушки в деревне. Франц бы даже мог назвать эту комнату уютной, если бы не мириады белоснежных и высоких, похожих на кости, свечей, расставленных и горящих всюду, даже на полу. Жар, исходящий от них, совсем не ощущался, потому что холод, царящий во всем Лавандовом доме, был гораздо сильнее.
– Поскольку вы присутствуете на сеансе впервые, сначала я должна прояснить несколько важных моментов. Во-первых,
– А нам разве доска не понадобится для этого? – поинтересовался Франц осторожно, когда медиум прибрала со стола перед ними то единственное, что было разложено, – доску Уиджи с вырезанным на ней алфавитом и деревянным планшетом, точь-в‐точь такую же, какую Лора выпросила у соседей неделю назад, чтобы расшифровать сообщения Барбары.
– Господин Зальцман, пожертвовавший свою запись госпоже Андерсен, вместе с тем пожертвовал и полную предоплату, которую внес ранее. А он предоплачивал сеанс