Самайнтаун

– Ты перед отъездом из дома пил кровь? – спросила Лора и, потянувшись к нему навстречу, осторожно тронула кончиками пальцев его щеку. Очевидно, та еще не заросла, покуда Франц чувствовал прохладный воздух в своих зубах даже когда не открывал рот. А затем эти самые зубы тронул палец Лоры, и Франц убедился окончательно: рана на его лице, проделанная Големом, действительно все еще зияла. – Ты не пил, да? Ох, Франц… Сколько раз Джек говорил тебе питаться, чтобы хотя бы на самоисцеление хватало! Неужели так сложно хоть раз прислушаться к его советам?! Сегодня от нас ведь будущее Самайнтауна зависит! Абсолютно бессмертный вампир мог стать крутым оружием, а превратился в очередную проблему. Вот и что нам теперь делать?

– Я в порядке, – неубедительно соврал Франц, но, как назло, снова плюхнулся обратно на задницу, едва сумев оторвать копчик от земли. – Или нет.

С неохотой он посмотрел на свои мокрые, севшие от холодной воды штаны и, немного закатав их, ощупал лиловые гематомы на коленках. Кажется, то были переломы: биться о камни на дне Немой реки на скорости спортивного катера оказалось сродни падению с высоты на наковальню. В таком состоянии Франц и вправду много не пройдет, даже если и встанет, не говоря уже о том, чтобы нести Лору на руках и в кратчайший срок добраться до площади, где половина жителей уже, наверное, мертва по его глупости.

– Тебе нужна кровь, – озвучила Лора очевидное, и, едва Франц обернулся к ней, чтобы как‐нибудь съязвить, она вдруг ткнула в себя пальцем. – Возьми мою.

Повисла тишина. Франц решил, что ослышался, поэтому переспросил несколько раз:

– Чью?

– Мою.

– Твою?

– Да.

– Твою кровь?

– Мою кровь. Ты что, тоже головой сегодня бился?

Журчала Немая река, что принесла их сюда, и журчала та самая кровь в жилах Лоры, которую она так опрометчиво предлагала Францу. А это было ничуть не лучше, чем если бы кролик вложил свою белоснежную шейку прямо в пасть волку. Нельзя говорить такое голодному вампиру, ох, нельзя! Даже вампиру с таким блестящим самоконтролем, порожденным желанием страдать, как у Франца. На всех них «приглашение» оказывало одинаковый эффект: взгляд тут же нашел желанную артерию и уже не мог от нее оторваться. Разве что вместе с самой артерией. Прошла всего секунда, как Лора сказала это

, а Франц уже успел сосчитать, сколько раз в минуту у нее бьется сердце, и точно определить, где напор крови будет лучше, куда именно ее кусать. Других мыслей в голове у него не осталось.

– Ой, только давай без твоего обожаемого драматизма! Я в курсе, что донорство может вызвать привыкание, но от одного раза мне ничего не будет. Без твоей вампирской силы нам сейчас не обойтись, и неизвестно, что ждет нас там, в туннелях и на площади. Так что давай по-быстрому без всяких там…

– Хорошо. Я выпью твою кровь. Шея или запястье?

Лора замолчала на полуслове и, кажется, тоже удивилась, но вряд ли больше, чем самому себе удивлялся Франц. В ушах вместе с сердцебиением Лоры, едва его не перекрикивая, отголоском звучали слова Кармиллы: «Люби жизнь» – и его собственные, ставшие обещанием, – «Я спасу друзей и город

». А та цена, которую ему нужно было заплатить за это, на самом деле была очень даже хороша. Все это время Франц отказывался от крови, потому что не считал себя ее достойным. Потому что он хотел страдать. Но какое в страданиях удовольствие, если ты страдаешь не один и ни у кого нет времени тебя жалеть? Страдать нужно тогда, когда у всех остальных все хорошо. И если единственный способ сделать так, чтобы у всех все хорошо опять стало – это принять себя, то так оно и будет. Сестры на той стороне не простят его, если он продолжит разбрасываться их даром направо и налево. Воспоминания о них больше не были просто источником его вечной скорби и несчастья – теперь они были силой, что всегда у него была. И которой пора была проявиться.

Их любовь заслуживает того, чтобы Франц любил еще кого‐то.

– Подожди, подожди – Лора вдруг отпрянула назад, едва Франц подался к ней. Недоуменный, он послушно отстранился и осознал вдруг: боится! Надо же. А ведь он даже не успел показать клыки! Знал бы сразу, что может так ее пугать, давно бы этим воспользовался. – Тебе ведь не принципиально пить именно из шеи или запястья, да? Ты можешь пить откуда угодно? – Франц кивнул, но тут же пожалел об этом, потому что Лора вдруг взялась за край своей юбки и задрала ту до самых бедер. – Тогда пей откуда‐нибудь отсюда, где я ничего не чувствую. А то у меня низкий болевой порог, а я слышала, что укусы – это больно.

Франц мог бы попытаться переубедить ее, сказать, что вообще‐то в момент кровопития боль чувствуешь лишь первые мгновения, после чего выброс эндорфинов, простимулированный его слюной, быстро заставит Лору обо всем забыть, но… Он не стал. Она, Пресвятая Осень, ведь задирала юбку! Белые бедра, будто сливочный крем, выглядели слишком соблазнительно. Завороженный внезапным предложением, Франц обвел языком передние клыки, будто проверял, достаточно ли они острые, и осторожно наклонился.