Самайнтаун

Повстречавшись с ним впервые, Джек решил, что он улыбается всегда одинаково, но нет. Улыбка, может, и не менялась внешне, но менялось ощущение при взгляде на нее. Сейчас Ламмас улыбался так, будто встретил старого приятеля. Он даже привстал из-за стола учтиво, пока Джек сам не сел, устроившись напротив. В тишине, что, как он знал по опыту, никогда не предвещала ничего хорошего, Джек смог еще раз бегло оглядеться.

«Он стоял там все это время? – задался он вопросом, когда вдруг заметил низкого рыжего парнишку у двери. – Это Франц его упоминал?»

Очевидно, что его, потому что на лицо парнишка на самом деле был мужчиной, с морщинками вокруг зеленых глаз, широкими плечами. Он то и дело прикладывал к пухлому рту кулак, не то покашливая, не то хихикая, но резко стих и перестал о себе напоминать, когда Ламмас тряхнул на него рукой, будто смахивал с пальцев брызги.

– Пак, у нас есть еще какие‐нибудь виниловые пластинки? Поставь что‐нибудь поживее, например…

Пока Ламмас говорил, Джек его разглядывал. Тот как раз отвлекся, а отвлеченный человек – открытый человек. Как ширму или нагромождение мебели от шкафа отодвигают, открывая к нему дорогу. Джек был бы дураком, если бы не воспользовался этим шансом и не начал с того, на чем закончил. Его внутренняя тьма потянулась ко тьме Ламмаса, ища тот шкаф, который в прошлый раз он не нашел, проверяя теперь уже внимательнее, но и осторожнее, по чуть-чуть, дюйм за дюймом. Должно же быть, в конце концов, хоть что‐то кроме пустоты, подобной бездне, и запаха цветов! Джек будто нырнул в поле клематисов. Возникло ощущение, что перед ним не человек, а еще один цветок или соломенная кукла, полая в груди. Только цветы в нем он и находил, сколько бы ни искал. Никакого шкафа, а души тем более.

– Опять ты за свое!

Джек одернулся и невозмутимо поскреб тыкву там, где у нее предполагался подбородок. Он не стал оправдываться и что‐то объяснять, ведь, очевидно, Ламмас уже знал, что и как Джек делает. Откуда – вот вопрос. Но у Джека были вопросы поважнее.

– Это ты убил Джерарда Мэнли и Хейзел О’Хара, не так ли?

За этим, в представлениях Джека, должна была последовать неловкая пауза, но Ламмас ответил довольно быстро, а значит, не собирался притворяться:

– А мне говорили, что ты мягкий и кроткий, – усмехнулся он, разливая по чашкам кофе приличия ради. – Их звали Джерард и Хейзел, да? Хм, не знал.

– Значит, все же ты, – огорченно подытожил Джек.

– Значит, я, – кивнул Ламмас.

Разбудить Барбару, обратить ее косой, наброситься и разрезать душу на столько же частей, сколько в Лавандовом Доме хрустальных шаров и фотографий – вот что хотелось сделать Джеку. Вот что он сделать и должен был. Хранители ведь оберегают, палачи казнят. Ламмас совершил преступление и обязан заплатить. Но… «Джерарда и Хейзел уже не вернуть, а вот другое вернуть можно». Чтобы убедить себя в этом и остаться сидеть на месте, Джеку пришлось вцепиться тощими пальцами в подлокотники стула.

– Мы с тобой видимся не в первый раз и, возможно, даже не второй, я прав? – спросил он. «Такой же, как я» – опять стояло в горле вместе с комом, пробудившись где‐то на уровне инстинктов, столь же первобытных, как жажда или страх. – Ты явно знаешь меня, но я не знаю тебя. Видишь ли, вот беда, я помню лишь последнее столетие, но не то, что было до него. Может, ты меня просветишь, а?

– Ах, так вот почему ты принял мое приглашение, – ухмыльнулся Ламмас. – Ты хочешь узнать, кто ты такой.

А Джек и впрямь хотел, пускай желание обрести утерянные воспоминания уже не было в нем таким отчаянным, как в первые годы после его пробуждения в вязовом лесу. Ведь Роза показала ему, что важнее «сейчас и здесь», чем «тогда и там». Она научила его на собственном примере, что Джеку не нужно знать, кем он когда‐то был, чтобы быть самим собой. Благодаря ей он смог смириться и отложил идею вспомнить в долгий ящик, перестал спрашивать у всех подряд, искать и даже размышлять об этом по ночам, ворочаясь с боку на бок. Может, иногда и представлял, но не всерьез; мечтал, но не слишком часто. Поэтому на какое‐то время Джек даже смог поверить, что прошлое его больше не интересует.

Пока не повстречал Ламмаса.

«Он такой же, как я. Значит, он может рассказать. Ведь иначе зачем еще он здесь?»

– Тебе интересно, где твоя голова, а, Джек?

Джек вздрогнул – и тем самым проиграл. Ламмас видел его насквозь. Как Джек и думал, он знает многое, и, очевидно, самого Джека в том числе.

– Я могу рассказать. У тебя есть какие‐нибудь предположения? Нет, ее не украла женщина, ха-ха! Все не настолько банально.

Джек передернулся еще раз. И кто из них двоих умеет читать души?