Самайнтаун

– Спрячься где‐нибудь, – сказал он Тите, мельком обернувшись. – Если мне вдруг потребуется подмога, то лучше, если о тебе до нужного момента знать не будут.

Титания кивнула, а затем, когда Джек все‐таки зашел, сделала, как он велел, – снова перешла дорогу и юркнула в заросли шиповника под сенью вязов. Небо покрылось пурпурными мазками, тени наслоились на лесную мглу. Стало прохладно и темно, как в ее первозданной колыбели. От этого Титания воспряла духом, уверенность вернулась к ней и уже не пошатнулась, когда в голове в который раз раздались слова – забытые всеми в мире, но не ею:

«Жил Самайн в краю жестоком – дух пира, что считался слишком добрым. Несмотря на то, у Самайна было все: семь братьев, кров, одно веселье. Не смолкали крики в час его явленья».

Если сказка не врет, то счастье Джека, что он ничего не помнит. Титания приложит все усилия для того, чтобы он и не вспоминал.

Она защитит Джека от всего на свете, даже от него самого.

* * *

Джек знал, что такое Ламмас. Роза рассказывала ему не раз.

– Это середина лета, – объясняла она, плетя маленькую куколку из соломы и ярких лоскутных платков, чтобы позже повесить ее на недавно окрепшую яблоню снаружи дома – это сулило сладкие и сочные плоды в следующий урожай. – Его еще называют Лугнасад. Праздник хлеба, самопожертвования, первых плодов, жизни и смерти. Бабушка говорила, что в этот день оборотни воют в пшеничном поле, женщины месят тесто на родниковой воде, боги играют свадьбу, и потому влюбленные тоже женятся на год, связывая руки белыми лентами. А еще в Ламмас принято загадывать желания! Словом, все это о плодородии и первой жатве, сборе диких трав и босых прогулках на рассвете. Так бабушка говорила, да, – повторила Роза и улыбнулась Джеку с заговорщицким прищуром. – А еще в этот день она всегда тушила потрясающую баранину с овощами и варила ежевичный морс! Может, как раз приготовим сегодня вместе для Доротеи?

«Ламмас – это середина лета», – повторял про себя Джек, пока брел по улицам Самайнтауна к нему на встречу. По пути он сорвал несколько соломенных куколок с деревьев – те висели даже вокруг Крепости, устремленные безглазыми лицами на дом, – а парочку сгреб со скамей и выступа фонтана. Все это время Джек принимал их за потеряшек или городские украшения, но теперь до него дошло: точно, это же те самые «кукурузные» куклы урожая! Обереги для детей и фруктовых рощиц от пожаров, засухи и тли. Джек даже не заметил, как они наводнили Самайнтаун, и пускай очевидного вреда они не причиняли, развесили их там и здесь, в его владениях, явно не просто так. Метки то или трофеи, как флаг на территории врага, но, казалось, будто там, где куклы, цветами сильнее пахнет и воздух неестественно для октября теплеет.

Набив соломенными мотанками все карманы, а затем отправив куклы в мусорный контейнер за углом, Джек принялся придирчиво оглядывать соседние деревья и заросли красного плюща на каменных стенах. Он не знал, что случается быстрее – убийство или клематисы, расцветающие, чтобы засвидетельствовать его, – но на всякий случай обошел весь район и не успокоился, пока не убедился, что в Темном районе нет ни одного фиолетового цветка, ни одного предвестника беды. Джек бы заглянул заодно и в район Светлый, раз на то пошло, но щелканье стрелок на башенной люкарне Самайнтауна подгоняло. Ламмас ждал его к шести, а Джек привык быть пунктуальным, даже если встречается со злом.

– Без пяти шесть, – декларировала медиум в белом балахоне с такими же белыми и короткими – буквально до кончиков ушей – волосами. Дверь Лавандового Дома закрылась за Джеком со звуком точь-в‐точь таким же, с каким гвозди вколачиваются в крышку гроба. – Вас ожидают наверху, я провожу.

Как и многие местные, Джек тоже недолюбливал Лавандовый Дом. Особенно теперь, когда догадка Титании подтвердилась. Все дурные люди и события почему‐то стекались именно сюда, как негожие мысли в больную голову. Непонимание этого действовало на нервы точно так же, как и дýхи, которые были здесь повсюду, словно Джек заглянул на только что открывшееся кладбище. Удивительно, но Чувство в нем дремало, – души, которые уже давно не здесь, а лишь заглянули погостить, Джек никогда не ощущал, – но зато кричала интуиция.