Самгук саги Т.3. Разные описания. Биографии

Мульгеджа. [Родился] во времена исагыма Нахэ[1435] в семье простолюдина. Он был выдающимся /1456/ человеком, с юности лелеявшим высокие устремления. В то время[1436] восемь владений Пхосан[1437]

замыслили напасть на Ара-гук[1438], и из Ара прибыл посол с просьбой о помощи. Исагым повелел своему внуку Наыму собрать войска ближайших округов и шести бу (т.е. провинциальные и столичные части) и отправиться на помощь. Войска восьми государств были разбиты и рассеяны. В этой кампании Мульгеджа имел наибольшие заслуги, но так как наследник государя невзлюбил его, его заслуги не были учтены (записаны).

/Некто спросил Мульгеджу: “Твои заслуги огромны, но они не учтены [в записях]. Разве это не обидно?” Мульгеджа ответил: “А какая в том беда?” Другой сказал: “Почему не скажешь государю?” Мульгеджа ответил: “Кичиться заслугами и искать [громкой] славы (имени) — не дело для того, кто любит свою страну, поэтому остается только прилагать все усилия к исполнению целей будущего — вот и все”.

/Через три года люди Кольпхо, Чхильпхо и Косапхо[1439] снова пришли и напали на крепость Кальхвасон. Государь повел войска на выручку и разгромил войска трех государств (Санпхо). Мульгеджа убил и пленил несколько десятков врагов, но, когда определяли заслуги, о нем опять не было ни слова. Он сказал своей жене: “Когда-то [я] слышал, что истинный путь (долг) подданного — жертвовать собой [во время] опасности, не думать о себе, когда сталкиваешься /1457

/ с трудностями[1440]. Битва с людьми Санпхо под Кархва и была такой опасностью и трудностью, но пошла молва о том, что я не смог ни пожертвовать собой, ни забыть о себе. С каким же лицом я покажусь перед людьми (на рынке и в управе)?” [С этими словами] он распустил волосы и, взяв комунго, ушел в горы Сачхесан и не возвращался.

Учитель Пэккёль. Неизвестно, откуда он был родом, а жил под горой Нансан, его дом был крайне беден и сам был одет в белые лохмотья, будто перепелками обвешан. Люди того времени называли его “Учитель Белые лохмотья из Восточной деревни”. По примеру древнего Жун Цици[1441] он повсюду бродил с цитрой (кымом) и обо всем мог поведать [игрой] на своей цитре — о радости и гневе, о веселье и горе, о недовольстве делами. [Однажды] в конце года в деревне у соседей рушили рис (зерно), и его жена, заслышав стук песта, сказала: “Все люди имеют зерно и рушат его, лишь у нас ничего. Как же мы перевалим год (будем встречать Новый год)?”. Учитель, вознесясь взглядом к Небу, вздохнул: “Вообще, жизнь и смерть человека зависят от судьбы, Небо распоряжается богатством и знатностью. То, что грядет, не отвратишь, а то, что уходит, не сумеешь догнать. Зачем тебе так сокрушаться? Давай я тебя успокою, сложив песню о звуке пестика!” И тут, /1458

/ ударив по [струнам] цитры (кыма), он изобразил стук песта. [Эта песня] распространилась в мире, и ее назвали “Песней ступы”.

Комгун. Был сыном тэса Кумуна и служил смотрителем (саин) дворца Сарян-гун[1442]. Осенью, в восьмом месяце сорок четвертого года эры Конбок[1443]

, в год чхонхэ (622 г.), иней погубил посевы, а на следующий год весной и летом [стояла] сильная засуха. Наступил голод, и люди продавали детей, чтобы прокормиться. Тогда некоторые саины из дворца украли рис со складов Чханъе[чхан] и разделили его [между собой]. Один только Комгун не взял ничего. Некоторые саины спросили его: “Все люди берут [свою долю риса], а ты один воздерживаешься. Почему? Если тебе кажется, что мало, скажи, и [мы] добавим еще”. Комгун усмехнулся и ответил: “Я записал свое имя вслед за [именем хварана] Кыллана и следую в свите ”Свежего ветра и полной луны”[1444], и если что-то несправедливо, то не тронет моего сердца, даже если сулит выгоду в тысячу золотых!” [Он] сказал так потому, что в то время сын ичхана Тэиля стал хвараном и принял имя Кыллан.