Самоубийство: сборник общественных, философских и критических статей

А сознание — сознание, воля, чувство — все это иллюзии. Здесь завершение великого процесса умирания антропоцентризма. Такие жрецы чистого атеизма, как биолог Феликс Ле-Дантек, учат нас, что мы еще недостаточно поняли нашу случайность, нашу пассивность. Нам все еще кажется, что сознание играет роль в мировых процессах или хоть в нашем собственном существовании. Ничуть не бывало: ища причин тому или другому вашему поступку, биолог, согласно законченному материализму, может целиком игнорировать ваше сознание, ибо механических и химических причин ему будет вполне достаточно для объяснения одного вашего поступка, в конце-концов целиком ведь разлагающегося на химические и физические процессы Нет активности — существуют только процессы, и каждый из них вытекает из предыдущих процессов, а сознанию в этой цепи фатальных превращений невозможно найти никакой роли. Стоит ли повторять еще, что свобода воли есть чистейший самообман? А чувство? Это ужасный дар судьбы! Если бы мы не знали, что судьба есть только слово, под которым скрывается безответственная связь неорганизованных сил, то мы с полным правом могли бы назвать ее дьяволицей. В самом деле, пусть бы себе рвались мускулы, лилась кровь, открывались завывающие пасти, корчились тела, согласно механическим и химическим законам, — что в том, если чувства страдания при этом нет? Говорят, Декарт беспощадно бил своих собак, с наслаждением повторяя при этом: „Они автоматы и не чувствуют боли, но сделаны так премудро, что поведение их вполне совпадает с поведением чувствующих существ“. Статуя Лаокоона не страдает. Без чувства мир был бы статуей Лаокоона. Лицо его выражало бы боль, прекрасное гибло бы в петлях уродливого, но самой муки не было бы и в математических уравнениях ничего не изменилось бы. А однако к кинематографу бытия приложена страшная музыка чувства, аккомпанирующая каждому его явлению. Так как в мире чувств страдание, по признанию огромного большинства, значительно преобладает, а в пропорции этой мы ничего не в состоянии изменить, ибо мы не можем двигать, а нами движет хаос — Du glaubst za schieben und du wirst geshoben, — то остается только почтительнейше вернуть билет. Кому только? Режиссера не найдешь. Вернуть его в пустоту и самому низринуться в хаос?

Как же случилось, что такое страшное миросозерцание созрело вместе с победами человека над природой?

Материализм является выражением отношения к миру классов ремесленных. Город ремесленников и торговцев — вот его носитель. Идя вразрез с фатализмом капризных божеств, в который естественно верует зависящий от изменчивых стихий земледелец, новый человек станка мастерской, начинает проводить идею закономерности всех явлений. Так оно было на заре греческой цивилизации, так на заре цивилизации новейшей. Бекон, не будучи законченным материалистом, тем не менее ярче всех наметил задачу этой философии: „Когда мы узнаем природу в ее закономерности, мы сделаемся ее хозяевами“.

Человек хотел сделаться хозяином природы и для этого решил познать ее до дна, как огромную мастерскую, полную сложных, научных машин „Природа не храм, а мастерская“. Но, расхаживая среди своих новооткрытых и хорошо учтенных механизмов, человек вдруг с ужасом заметил, что и сам то он бездушный автомат, что в мастерской нет мастера, а есть лишь взаимно обусловливающиеся механические и химические процессы, и

сам он только процессы да процессы. А мое сознание? — Эпифеномен, который лучше бы сделал, если бы перестал бесполезно прыгать над реальностью, которую не в силах изменить ни на волос. А моя воля? — Нелепая иллюзия: если бы падающий камень чувствовал, он воображал бы, что хочет упасть. А мое чувство? — Оно кривится и хохочет, — тут-то бездна обмана. Оно здесь, чтобы мучить тебя. Человек беспомощно вертится в своей мастерской. Это издевательство, это пытка. Но во всяком случае я могу прекратить ее, когда захочу. Но математические формулы со стен отвечают: „и бунт твой, и самоубийство твое — только процессы, определенные без остатка другими процессами уже за тысячи и тысячи лет“.

Мы уже говорили, что сам по себе материалистический пессимизм не приводит неизбежно к самоубийству, хотя, по признанию того же Ле-Дантека, логически ведет к нему. Жизненная выносливость, крепкие узы инстинкта, случайное стечение обстоятельств, давшее наслаждение в благоприятной пропорции,—все это может держать далекой от современного человека идею самоубийства Но во всяком случае безотрадная философия делает свое дело, доставляя не опору в жизни, а медленно действующий яд.

Многие хотели бы искать спасения от этой беды в возвращении назад, к старым религиозным воззрениям. Но действительность показывает, что это средство не годится. Тяжелый молот науки раздробляет глиняные кумиры.