То же, что и с ним, происходит с большинством тех, кто после уходит от жизни, испуганный страшной головой Медузы.
Жизни, пожалуй, не прячут от будущих ее строителей. Не прячут и не давят мечты — как отец Сережи.
Но зато усердно оскопляют в детстве всякий порыв к действительной жизни, к участию в ней, в ее творчестве, сдавливают насильственным прессом эту жизнь в арифметику и рассказы о Карле Лысом.
И когда будущие люди встречаются с действительной жизнью, — они уже потеряли вкус к ней, уменье приладиться к ней и испуганные спешат в смерть.
Иногда попробовавши от кубка жизни, а иногда и не отведав ее.
Нужна сказка. Мечта — та же мечта „о гармониях и сложности“ с широкой работой с самого начала...
Желание гармонии, но слитое и с мускулами духа и даже с мускулами тела — в жаждущую движения „силу“.
Жизнь, начатая не с 25, а с пяти лет, слиянность с жизнью, сцепленность с ней на почве лучезарной сказки, имеющей быть былью, вот что спасало бы от незримого. Дало бы убитый христианством вкус к жизни.
И для детей хочу
Внизу
Внизу, т. е. в народе.
Здесь Христос живой и ясный „деятель жизни“.
И потому „побежденность Христа“ — как мотив против жизни — выражен наивно и прямолинейно.
Помните недавнюю секту, еще не умершую и до сих пор.
„Красную смерть“...
Секта русских „душителей“.
Ее догмат: уход в красную смерть.
Нет ничего „краснее матушки-смерти“.
Недаром и процедура „самоубийства“ обставляется так помпезно свечами, красными драпировками.
А уйти к матушке нужно, потому что жизнь здешняя
„Он“ пришел. „Антихрист,“ а Христос отошел. Поддался ему: побежден.
Ошибочно думать, что эта догма об антихристе, какой-то старый раскольничий осадок.
Остаток XVII века и тогдашних „самосожженцев“.
Мысль о том, что „он“ царствует, — коренная и цепкая идея, выражающая их полусознательное отрицание наличности, бунт против нее.
Это обратная сторона мужицкой веры в „Китеж светлый“, все в ту же гармонию, какая „мучит“ Карамазовых и Токаревых.
В царство Божие, которое должно прийти, но по воле дьявола потонуло в Светлояре озере.
Несмотря на внушенное веками убеждение, что „царство Божие“ только там, вверху и победа там, по ту сторону жизни, в каких-то уголках всегда живет надежда, что и здесь не мешало бы быть кусочку „земли праведной“, что „Китеж“ всплывет.
И отсюда при всяком потрясении этой надежды взбунтовавшая совесть выдвигает проповедь об антихристе. Моральное недоумение накануне „переворотных лет“ дало Тираспольское дело.
Переворотные годы должны были дать эпидемии „красной смерти“.
Яркий подъем надежды.
Абрисы Сиона грядущего уже виднелись в воздухе, — казалось, вот-вот всплывает Китеж, откроется земля праведная.
И потухло все.
Погасли огни
Погибла не только близкая надежда на новую жизнь.
Главное — погибла самая мечта, надежда, что придет Сын Давидов и устроит царство свое.
Вместо победы сына Давидова осталась стертая „копеечка“ Давида Лейзера
Отклик на этот крах — не бунт, не „камни“, какими побивают Давида, а спокойное согласие с фактом.
Простое до отчаяния признание: „Он“ не придет.
Значит, на земле антихристова воля. И все кончилось
И в одном месте пробуют убить ребенка антихриста.
В другом — ищут „красной смерти“ в массовом самоубийстве.
А где-то в лесу пророк с сосны и проповедует, что „убиваться надо“.
И сам вешается на той же сосне.
„Надо-де идти к Христу и Его торопить на антихриста“.
Андреев, наверное, не мог угадать, что где-то в Вятской губернии найдется человек, который чуть не буквально повторит его иуду.
Умрет, осуждая и проклиная мир, с мечтой, что он снова
Характерно, что народ не дает уединенных самоубийств идейного свойства.
Здесь мысль строится пока коллективно, за общей ответственностью. И даются коллективные выводы.
Это, впрочем, не значит, что в повой статистике самоубийств не найдется совсем „уединенно отравленных“.
19-го августа в Симбирске повесился крестьянин Трифонов. За два дня перед смертью он перевернул иконы к стене.
Никакого иконоборчества здесь не было. Просто „не Его теперь время-объясняет он своим.
А другой (с. Д-во Симб. же губ.) оставляет такое письмо:
„Батюшка, вы меня похороните, как нужно. Я против Бога не иду, а вижу, что Он от земли отошел. И на земле теперь „зверь“, имя того зверя 666. И нужно бежать в горы, а в горы бежать это значит умирать“.
Эти два случая однако исключительные.
Чаще — те же настроения не выкристаллизовываются в мысль, а просто отлагаются как пыльный налет и ведут к петле — будто бы оттого, „что на дворе слякоть“.
Снова „побежден“ Христос, — и здесь побежден потому, что и самая мысль о нем, как победителе, строящем на земле голубой дворец правды, прошла в сознание только контрабандой.
Сознание подавленное искусственной проповедью о том, что все „там“ и „не может“ сопротивляться активно злой и темной жизни.